Сесиль. Амори. Фернанда

Не ждите от меня рассказа о каком-то небывалом приключении, очень грустном и драматичном. Нет, дорогая Сеешь, Господу было угодно уберечь Ваше доброе сердце от печали по поводу участи тех, кому Вы обязаны этим письмом. Корабль, оказавшийся французским судном из Гавра, через несколько дней после выхода из Нью-Йорка был задержан трехнедельным штилем, и его пассажиры опасались, что, пока они доберутся до Франции, у них кончится вода. Капитан велел отправить им дюжину бочек, а я сел писать, чтобы еще раз сказать Вам, Сеешь, что люблю Вас, что в любой час дня и ночи думаю о Вас, что Вы постоянно рядом со мной, вокруг меня, во мне.

Знаете, Сесиль, что приходит мне на ум, когда я гляжу на два корабля, лежащие в дрейфе в ста шагах друг от друга, один из которых направляется в Пуэнт-а-Питр, а другой — в Гавр? Так вот, если бы на какой-нибудь из шлюпок, снующих между ними, я перебрался с одного корабля на другой, то через две недели был бы в Гавре, а на следующий день вечером — у Ваших ног.

Ведь стоит только захотеть. И я бы снова увидел Вас, снова увидел Вас, Сесиль. Понимаете? Но это было бы, что называется, чистым безумием и погубило бы нас.

Ах, Боже мой! Ну почему мы не придумали какой-нибудь иной план, благодаря которому мне не пришлось бы покидать Вас! Думается, довольно было бы одного Вашего слова или взгляда, и я бы преуспел во всех своих начинаниях. Вы же видите, Сесиль, под Вашей защитой мне все удается даже вдали от Вас.

О, повторяю, такое странное везение пугает меня; боюсь, что оба мы уже покинули землю, Сесиль, и находимся на пути в Небеса.

Прошу прощения за столь зловещие предсказания, но так мало уготовано человеку счастья на земле, что каждая радость таит в себе сомнение, которое мешает этой радости стать истинным блаженством.

Хотите знать, как я провожу свои дни, Сесиль? Пишу Вам. Я привезу объемистый дневник, где Вы час за часом проследите мои мысли. И тогда увидите, что душой я ни на мгновение не расставался с Вами.

А когда приходит ночь, я поднимаюсь на палубу, так как на корабле запрещено оставлять свет, и наблюдаю великолепную картину солнечного заката на море, слежу за каждой загорающейся в небе звездой, и — странное дело! — признательность и поклонение Богу наводят меня на грустные размышления, ибо я спрашиваю себя, каким образом Бог, движущий мирозданиями и не спускающий, верно, глаз с этого извечного единого целого, может уследить за каждым отдельным человеком, взывающим к нему с мольбой?