Сесил Родс — строитель империи

Мне грустно видеть их такими ясными и вместе с тем такими далекими». Не многие решились бы написать такое, даже из тех, кто думал так же, как он. Он — решился. И сумел воплотить в дела. Его слова не остались только призывами, брошенными с ораторской трибуны, выкриками в прокуренном воздухе «патриотических сходок» или бесконечными обсуждениями и согласованиями в тиши зашторенных министерских кабинетов.

Ну, а скольких людей из самых разных классов Родс приводил в восторг своими социальными идеями. Он любил повторять, что захват колоний больше всего нужен простым людям его отечества. Нужен для того, чтобы избыточное население Великобритании нашло применение своим силам.

— Я был вчера в лондонском Ист-Энде и посетил собрание безработных. Услышав там душераздирающие речи, которые были сплошным криком: Хлеба! Хлеба! — я, идя домой и размышляя о виденном, убедился более, чем прежде, в важности империализма… Моя заветная идея — решение социального вопроса, а именно: чтобы спасти сорок миллионов жителей Соединенного Королевства от убийственной гражданской войны, мы, колониальные политики, должны завладеть новыми землями для помещения избытка населения, для приобретения новых областей сбыта товаров, производимых на фабриках и в рудниках. Империя, я всегда говорил это, есть вопрос желудка. Если вы не хотите гражданской войны, вы должны стать империалистами.

Высказывая то, о чем уже думали многие, Родс выражал это резче, ярче, понятнее. Он шел в ногу со временем, и некоторым казалось, что он сам определяет время.

Десятки миллионов людей в Англии и во многих других европейских странах всерьез подумывали о том, чтобы покинуть родные края, навсегда проститься с Европой. Многие из них это действительно сделали. С 1881 по 1915 год из Европы эмигрировал 31 миллион человек — почти по миллиону в год. Скольким из них, наверно, были по душе призывы Родса о заселении далеких земель!

Родс обращался к ним, когда говорил:

— Любой мастеровой должен осознать, что, пока он не овладеет мировыми рынками, он будет жить впроголодь… Рабочий должен понять, что, если он хочет жить, он должен держать в своих руках мир и мировую торговлю и что он — конченый человек, если даст миру выскользнуть из своих рук.

Так он приучал простого человека к мысли, что идея «расширение — это все» нужна ему, простому человеку. И не без успеха. На патриотизме спекулировало бесчисленное множество политиков во все исторические эпохи, но редко кому удавалось преуспеть в этом так, как Родсу. На собрания пайщиков его «Привилегированной компании» собирались тысячи людей, и, хотя он не давал дивидендов и даже не обещал их в близком будущем, ему устраивали бешеные овации. И все из-за блестящего умения использовать крайне патриотические чувства. Этому поддавались и богачи, и рабочие, и люмпены.

Да и так ли уж трудно было Родсу заставлять англичан верить в цивилизаторскую миссию Британской империи? Ведь даже Ганди, индиец, в начале нашего столетия верил, что эта империя несет благо всему миру.

Родс стал, кумиром лондонской улицы. Увидев его мешковатую фигуру, лавочники, кэбмены, владельцы омнибусов, рабочие и солдаты громко его приветствовали.

К нуворишам в викторианской Англии относились с оттенком брезгливости. Это не Америка. А ведь Родс был именно нуворишем. И все же ему удалось не только завязать связи в аристократических сферах, но и добиться буквально поклонения. Королевская семья источала ему благоволение, герцогини пытались обратить на себя его внимание.

Разговоры Родса с королевой Викторией выглядели так:

— Что вы делали, мистер Родс, с тех пор, как мы виделись последний раз?

— Я добавил две провинции к владениям Вашего Величества.

— Как бы я хотела, чтобы так же поступали некоторые из моих министров, а то они, напротив, умудряются терять мои провинции.

Когда он приезжал в Лондон — а каждое его появление в Лондоне, по словам Марка Твена, привлекало «такое же внимание, как затмение солнца», — на обеды в его честь собиралась вся английская знать.

Лорд Солсбери, политик, казалось бы, давно разучившийся чему-нибудь удивляться, с изумлением писал королеве Виктории об обеде в семье ее внучки, герцогини Файф. «Странный обед состоялся у Файфа в честь прибытия Родса. Принц Уэльский сидел между Гладстоном и Солсбери, Файф — между лордом Хартингтоном и лордом Гренвиллем».

Да и королева Виктория давала обед в честь Родса. В газетах писали, что «деятели политики и общества, которые годами не встречались, собирались вместе за королевским столом», когда Родс был «гостем вечера».

Популярность Родса в британском обществе — от рядовых обывателей до высшего света — в большой мере объясняется его фанатичной верой в «пионерский и колонизаторский гений британской расы».