– Браво, мадемуазель Роза, – рассмеялся Гордон. – А что вы скажете о мадам Снаттерлёв?
– Я остерегусь высказываться на ее счет. Ведь вы, дражайший господин фон Гордон, просидели с ней рядышком целых два часа, и я отлично видела, как она брала вас за руку и пожимала ее в знак согласия. Она вообще похожа на массажистку.
– А Сесиль?
– Ах, бедная женщина! Похоже, не все у нее идет как надо. Красота – вещь опасная, с самой юности. Не то чтобы я судила об этом по личному опыту, чего нет, того нет. Но она милая и добрая, жаль ее. Дай Бог, чтобы все это хорошо кончилось.
Глава двадцать первая
Уже стемнело, и на Леннештрассе уже дежурил полицейский, когда Гордон добрался, наконец, до своего дома. Роза говорила без передышки почти всю дорогу, в основном о Сент-Арно, снова и снова с видимым участием возвращаясь к этой теме.
– Он далек от идеала. Не хотела бы я иметь его своим врагом, да и другом тоже. Но несмотря ни на что, он лучше их всех, потому что самый честный. За исключением его жены, разумеется. Не далее как вчера о нем говорили у Грольманов. И если не с уважением, то, во всяком случае, с сожалением. К несчастью, ему пришлось оставить службу. Останься он в армии, все бы наладилось. Теперь он стал желчным, отвергает то, чему поклонялся, и оказался в компании злопыхателей. Он солдат до мозга костей, это его и губит. Ему нечем заняться, и он ошивается в манеже или торчит в клубе, просто днюет там и ночует. До обеда читает газеты, после обеда играет в вист или на бильярде. Звучит это безобидно, но как вам, вероятно, известно, речь идет о деньжищах, которые для нас означают целое состояние.
Гордон следил за каждым ее словом, расспрашивая, разумеется, о том, что интересовало его: об отношениях между супругами и их образе жизни. Но то, что он слышал в ответ, лишь подтверждало наблюдения, сделанные им в Гарце.
– Да, – заключила Роза, – его отношение к Сесиль не заслуживает доброго слова. Бывают, правда, дни, когда он проявляет заботу и внимание, и тогда можно подумать, что он ее любит. Но что значит любовь для таких натур, как Сент-Арно? А если иметь в виду ту любовь, о которой говорим мы… Что ж, он ее любит на правах собственника, самоуверенно и своенравно. И гордится тем, что владеет красивой женщиной. В сущности, он остался старым холостяком, эгоистичным и капризным, капризнее самой Сесиль. Мы недавно говорили с бедняжкой по душам, и она сама сказала мне об этом. Он четверть часа держит меня за руку, призналась она, и рассыпается в комплиментах, а потом уходит, не попрощавшись, и на три дня забывает, что у него есть жена.
Все это и много другое не выходило у Гордона из головы, когда он снова оказался в своей квартире. И в ушах все время звучала фраза, сказанная Розой в самом начале их разговора: «Дай Бог, чтобы все обошлось».
Гордон встал вовремя и, как обычно, заказал кофе, но отодвинул в сторону газеты, которые принесла хозяйка. Несмотря на хорошее настроение, читать ему не хотелось, и он снова и снова возвращался мыслями ко вчерашнему дню. Окна были отворены, и он глядел на Тиргартен. Легкий, пронизанный утренним солнцем туман тянулся над верхушками деревьев. Осень уже наступила, а на них не было ни единого увядшего листа, потому что вчера было ветрено, и вся листва, успевшая пожелтеть и покраснеть, лежала под деревьями, образуя пестрый узор на ковре газона. Время от времени по улице медленно проезжала водовозка, и снова воцарялась тишина, такая тишина, что Гордон слышал, как лопались и выпадали из скорлупы каштаны. На него нахлынуло блаженное ощущение покоя. «Наверное, я так счастлив потому, что вернулся на родину. Где я только ни побывал, но такие моменты случаются только дома».
Когда он очнулся от своего забытья, кто-то разговаривал в коридоре.
– Господин Гордон должен расписаться.
И тут вошел почтальон с карточками, деловыми объявлениями и заказным письмом, за которое требовалось расписаться. Это было долгожданное письмо от сестры Клотильды.
– Ну, наконец-то.
Гордон пересел ближе к окну, в кресло-качалку, чтобы прочесть письмо