Сесиль. Стина (сборник)

После этого она и в самом деле удалилась в кухню, где надеялась найти реквизит, необходимый для представления. Фрау Питтельков последовала за ней. Вскоре они обе вернулись в парадную залу, где немедленно открыли двустворчатую дверь в соседнюю комнату и принялись растягивать в дверном проеме, примерно на высоте человеческого роста, клетчатый плед.

Стоя за ним, Ванда оттянула его вниз настолько, чтобы увидеть комнату.

– «Юдифь и Олоферн»[190], трагедия Тюссо в двух актах, без музыки, – объявила она. – Акт первый. Действие происходит в палатке полководца Олоферна.

Раздались одобрительные возгласы: «Очень хорошо… замечательно!»

После этого объявления плед снова взвился вверх, а вместо смуглого лица черноволосой Ванды появилась одетая во все белое Картофельная принцесса с красным тюрбаном на голове и красным, как сургучная печать, ртом. Разумеется, Юдифь. Умело управляемая из-за кулис кукла поклонилась публике, потом, словно ожидая кого-то, поглядела направо, налево и начала хрипловатым голосом:

– Муж славный, Олоферн, испытанный боец,
Я вижу меч большой, страшит его конец.

И в самом деле, в тот же момент из-за пледа высунулась худая фигура в красном плаще с бумажной короной на голове.

– Красавица, ты кто? Откуда же пришла ты?
Мужчины на войне бывают нагловаты.

– В мирное время тоже, – шепнул Зарастро барону. А Юдифь продолжала:

– Я дерзости мужской давно узнала цену.
Меня зовут Юдифь, ищу я Олоферна.
– Меня искала ты? И обманула стражу?
– Ты сам был виноват…
– Вину свою заглажу.

Энергично жестикулируя и вращая глазами, он не то затаскивает, не то заманивает Юдифь в свою палатку. Одновременно в соседней комнате гасится свет в знак того, что занавес временно падает.

Юный граф собрался аплодировать, но дядюшка остановил его.

– Нельзя растрачивать свой запал раньше времени, – пояснил он. – Даже в таких вещах. Все это лишь пролог, интрига только завязывается и обещает еще много-много интересного. Лично мне любопытно, каким образом мадемуазель Ванда преодолеет известные сценические трудности, например, изобразит процесс соития и отсечение головы во втором акте. Конечно, в наше время наличие сценических трудностей спорно, но все, так или иначе, должно иметь свои границы.

Зарастро продолжал бы разглагольствовать, но тут в соседней комнате снова зажегся свет, что означало продолжение спектакля. И действительно, через минуту снова появилась Юдифь, на этот раз, чтобы прочесть финальный монолог:

Пусть он умрет… Как жаль его губить.
Он платье обещал и бусы подарить.
Мужчины – подлецы. Нет верности на свете.
Лишь буря пронеслась, переменился ветер.
Меня он возжелал! Исполнились желанья.
Жениться обещал… Что стоят обещанья?
Приди ж на грудь мою, мой мститель, острый меч!
За чуб его схвачу, чтоб голову отсечь.

И в тот же момент (фигура Олоферна успела тем временем вынырнуть из глубины) был произведен акт отсечения, и голова Олоферна, перелетев через занавеску в другую комнату, шлепнулась на пол перед бароном. Все зааплодировали пьесе, а еще более – виртуозному удару меча, а старый барон поднял лежащую у его ног голову и сказал:

– В самом деле, всего-навсего картофелина. Никакого Олоферна. Но мне казалось, что он живой. Впрочем, удивляться тут нечему. Ведь всем нам суждено рано или поздно потерять голову. Какая-нибудь Юдифь, которую мы возжелали (прелесть, что за словечко) решит нашу судьбу и убьет нас, так или этак.

– Полноте, барон. К чему эти мрачные мысли? Я нахожу это просто превосходным. Завидую поэту, способному создавать такое. Мадемуазель Ванда, вы давеча назвали имя, но, может быть, только для того, чтобы скрыться за ним… Это ваше собственное творение?

– О нет, господин граф.

– Но если не ваше, душечка, тогда чье же?

– Одного юного друга.

– То есть старого поклонника?

– Нет, господин граф, одного действительно юного друга, студента.

– Все мы студенты. И что же он изучает? В этом все дело.

– Я забыла, на его карточке это слово написано лишь наполовину. А служит он в музее на Кёниггретцер-штрассе[191]. Они там, если я правильно поняла, выясняют, как возник мир, из чего и когда.

– И даже – по какой причине? Интересная наука… К тому же он сочиняет стихи?

Ванда подтвердила, добавив, что юноша относится к искусству серьезно, и заставить его написать такую пьесу, как «Юдифь и Олоферн», было очень даже нелегко. Он все твердил, что не желает осквернять свою музу. Но, слава Богу, у нее, Ванды, имеются свои подходы.

– А, понимаю…