Сесилия Вальдес, или Холм Ангела

— Ужасно понравились. Эти женевские часы просто чудо… Но мне вовсе не нужны новые часы. Те английские, что ты мне подарила в прошлом году, еще в полном порядке, хотя уже, правда, несколько устарели. Я никогда не видел часов с репетицией, тем более женевских: в любую минуту дня и ночи можно узнать по ним время; для этого стоит только раскрыть их и нажать кнопку пружины, которая находится в металлическом кольце, и тут внутренний звонок начинает отбивать каждые четверть часа. Как это удобно, мама, верно?

— Почему же ты не рассказал об этом до того, как ушли твои сестры? Я поручила бы Антонии зайти к этому часовщику.

— Я как-то не вспомнил об этом, да и ни к чему было. Кроме того, тут был папа, и разговор-то мы вели о другом… вот я и отвлекся. Да и девочки к тому же в часах не разбираются.

Все время размышляя о чем-то, хотя по виду ее нельзя было заметить, что она раздражена или мрачно настроена, донья Роса вновь ненадолго замолчала. Леонардо тем временем притворился, что не замечает рассеянного вида матери: на лице его не было и тени раскаяния из-за того, что своими прихотями он поверг ее в затруднительное положение. Наоборот, пока бедная сеньора размышляла и подсчитывала что-то в уме, он, постукивая кончиками пальцев по щекам, упорно разглядывал потолок, словно пересчитывал балки.

— А Дюбуа сказал тебе, сколько стоят новые часы? — спросила наконец донья Роса.

— Да… то есть нет. А зачем тебе цена? Чтобы купить их мне? Я же сказал, что они мне не нужны, что я их не хочу. Или ты думаешь купить их моим сестрам? Так у Дюбуа дамских часов нет, у него только мужские.

Ладно; сколько же просит Дюбуа за мужские часы с репетицией?

— Ерунду — каких-нибудь восемнадцать золотых. Дешевле они и не могут стоить, потому что это настоящие женевские часы, причем золотые и с репетицией.

— Разве твои английские часы оказались неудачными?

— Во всяком случае, не столь удачными, как мне казалось вначале. Тебе ведь их продал, помнится, тот же Дюбуа. Ясно одно: либо он сам ошибся, либо надул тебя, потому что часы то и дело отстают или спешат, и я уж столько раз носил их к часовщику, что они обошлись мне гораздо дороже, чем ты за них заплатила. А стоили они, как ты помнишь, двадцать золотых унций, то есть дороже, чем просят за женевские. В общем, мама, это выброшенные деньги. Каждый знает, что английские часы, пусть даже от Тобиаса, часто портятся, а вот с настоящими женевскими совсем другое дело: они всегда ходят хорошо и точно. По крайней мере так сказал сам Дюбуа, а ты ведь знаешь, что он понимает толк в часах: часовщик он превосходный. Но давай больше не думать об этом, мама, забудем о них; придется обойтись без этих надежных часов, что поделаешь!

— Полно, мой мальчик, не грусти, не огорчайся, — поспешила утешить сына несколько встревоженная донья Роса. — Посмотрим лучше, каким образом можно достать тебе эти женевские часы, раз они в самом дело так хороши, как ты говоришь и как считает сам Дюбуа. Я давно хотела сделать тебе рождественский подарок, так пусть это будут часы, которые тебе так понравились, хотя до рождества еще далеко. Есть только одно серьезное затруднение.

— Какое? — испуганно спросил Леонардо, стараясь, однако, держать себя в руках.

— Дело в том, — мягко продолжала донья Роса, — что в моем собственном кошельке сейчас вряд ли найдется нужная для покупки сумма, а прибегать к кошельку отца мне стоит огромных трудов.

— Ну, уж коли это зависит от отца, то мне следует сию же минуту похоронить надежду на приобретение новых часов. Для меня ему все кажется слишком дорогим и ненужным, зато если речь идет об Антонин — это ни для кого не секрет, — его кошелек всегда раскрыт. Не понимаю, зачем ему столько денег!

— Ты несправедлив к отцу. Скажи на милость, чьи же деньги ты так безрассудно тратишь? Кто обеспечивает ту роскошь, которая тебя окружает? Кто, наконец, работает для того, чтобы ты развлекался и жил в свое удовольствие?

— Он трудится, не отрицаю; он, несомненно, хитроумен, и у него есть кое-какие сбережения. Но разве у него было бы столько денег, если бы ты, выходя за него замуж, была бедной? Скажи, ну не прав ли я?

— Когда я выходила замуж, я принесла в приданое около двухсот тысяч песо, но это не составит и четвертой части нашего теперешнего состояния. А тем, что оно так значительно выросло, мы обязаны, конечно, усилиям и бережливости твоего отца. Да и он, кстати, отнюдь не был бедняком, когда женился на мне, нет; у него тоже были свои деньги, и ты, Леонардо, меньше чем кто-либо должен порицать поведение отца; оно, впрочем, является лишь ответом на твое отношение к нему.

— Так вот к чему ты клонишь; все дело, оказывается, в том, что я плохо отношусь к отцу? Коли он со мной сух и жесток, то могу ли я быть с ним нежен и ласков, скажи на милость? Он никогда не дает мне повода проявить мою сыновнюю привязанность. Но не будем больше говорить об этом, давай лучше перевернем страницу и побеседуем о чем-нибудь другом. Чем владел отец, когда он женился на тебе?