Сессия: Дневник преподавателя-взяточника

– Нет-нет. Ситуация же изменилась, – разводит руками Бочков. Тон у него при этом, что меня особенно удивляет, виновато-удрученный. Джентльмена, который понимает, что совершил ошибку, навредив человеку, который объективно этого не заслуживал; нарвался на ответный удар, впал в состояние грогги и сейчас расстраивается из-за того, что всё так получилось. На самом деле, конечно, ясно, что заторможенное состояние Бочкова объясняется совсем другим. Тем, что теперь по всем понятиям он должен мне отомстить. Отомстить вплоть до того, чтобы «заказать» меня через свои наверняка имеющиеся криминальные связи, или организовать преследование через официальные каналы, иначе он уронит авторитет и в глазах своего окружения, делавшего на него ставку, и главное – в своих собственных. А делать ему этого ох как не хочется. Потому что он уже понял, что последствия такого шага – особенно моего устранения или банального избиения до инвалидного состояния в подъезде, – для него могут стать еще неожиданней, чем вранье с целью заставить меня добровольно уйти из вуза.

– Ну, ладно, хорошо! – пожимаю я плечами и отхожу обратно.

Проходит еще пять минут: теперь надо преувеличенно строгим тоном скомандовать девчонкам:

– Так, листочки сдаем. Кто из вас первой будет отвечать?

Услышав мой вопрос, Бочков медленно поднимается с места, так же медленно подгребает к моему столу и опускается на соседний стул.

Девочки прячут глаза. Я показываю рукой Лащинской, что ей нужно пересесть со второго ряда на первый, и разместиться рядом с Яузовой. Татьяна безропотно подчиняется. Я собираю листки с вложенными в них билетами и по ходу для себя решаю, что Лащинскую надо пропустить первой. Яузова наверняка будет отвечать лучше нее, а, значит, риск того, что тогда топ-модель получит привычную тройку, а Лащинская схватит двояк, увеличивается, и в этом случае я ей уже ничем не смогу помочь.

– Начнем с вас! – всё тем же деланно-жестким тоном говорю я Татьяне.

Хоть бы повезло!

Она набирает побольше воздуха и выпаливает заготовленную речь, которая, к счастью, звучит пристойно, хотя ни на пятерку, ни даже на твердую четверку не тянет. Пару раз Танюша опускает явно необходимые смысловые блоки, и я не сомневаюсь, что Бочков это тоже про себя отметил. Он поворачивает голову в мою сторону, смотрит на перевернутый билет, который Лащинская положила передо мной, но я не предпринимаю никаких усилий, чтобы как-то удовлетворить его любопытство. Пускай сам тянет руку за этим листком бумаги, если ему так интересно. Он понял, что я даже не шелохнусь, чтобы помочь ему взглянуть на содержимое билета, и отвернулся, опустив голову. Боясь, что сейчас он станет копать небогатую горку знаний Татьяны, наугад вытаскивая другие билеты из пачки и задавая первые пришедшие на ум вопросы, я упреждаю такое возможное развитие событий одной фразой:

– Ну, что – тройку ставим?

Он медлит с ответом, затем молча кивает и берет у Лащинской ее ручку, которую она по ходу своего «показательного выступления» то и дело сжимала до побеления костяшек пальцев. Выводит в разрешилке роспись и передает слегка помятый бланк мне. Я ставлю «удовл.», потом свой автограф и делаю запись в зачётке. Возвращая книжку Татьяне, я пристально смотрю ей в глаза и, зацепив её внимание, едва заметно подмигиваю – мол, поздравляю: слава Богу, что хотя бы так. Мне кажется, что она меня поняла, но, поскольку итоговая оценка не вяжется с ее пятерками по всем остальным предметам, восторга на лице Лащинской не наблюдается. Она крайне сдержанно говорит «До свидания!», поднимается и уходит. За соседней партой остается Яузова. Как и ожидалось, отвечает достаточно бойко, и только в рассказе о парадоксе квантовой механики, придуманном Шрёдингером, делает забавную ошибку:

– Был проведен такой опыт: кота заперли в камере и через какое-то время должна была разбиться ампула с ядом…

– …Это не опыт – это мысленный эксперимент, – поправляю я Марианну.

– Мысленный эксперимент, – быстро повторяет она, создавая у меня ощущение, что для нее это в принципе одно и то же.

А так, в общем и целом, отстрелялась нормально. «Если бы я принимал у вас один, я бы поставил четверку!» – нарочито громко выношу вердикт я. – «Нет, это не разговор», – отрицательно качает головой Бочков. – «Она отвечает уже второй раз. Есть недочеты. Поэтому только три!». «Ну, вы видите!» – демонстративно говорю я ей. «Наше коллективное решение – тройка. Но вы вроде как и не возражаете, верно?».

Я откровенно улыбаюсь. Марианна «угукает», и я начинаю оформлять ее зачётку. Подписав разрешение на пересдачу и придвинув его в сторону Бочкова, обнаруживаю, что тот не достал ручку из кармана, а Яузова свою оставила на парте.

– Ручку можно? – слегка повернувшись ко мне, тоном флегматика спрашивает мой шеф.

– Да, пожалуйста! Я думал – у вас есть! – подчеркнуто-безразличным тоном отвечаю я.