Мои новые соседи садятся в свою машину, и я машу им: она парамедик, он полицейский. Я нахожу это утешительным, хотя надеюсь, что мне никогда не понадобятся их профессиональные навыки. Миссис Джонс живет теперь со своей дочерью, но я часто ее навещаю.
Моя сумка в гостиной, и я забираю ее. Глажу черно-белого котенка, свернувшегося на теплом табурете перед пианино.
– Пока, Моппет. Я скоро вернусь. Веди себя хорошо.
Закидываю вещи на заднее сиденье машины. Поворачиваюсь к Лекси.
– Ты справишься одна? – спрашивает она.
– Да.
– Белль вчера о тебе спрашивала.
– Как она?
Лекси часто ходит в больницу к Анне, но я не хочу ее видеть. Пока не хочу. Может, не захочу никогда.
Я пытаюсь простить Лекси. Она получает психологическую помощь, перестала пить, пытается загладить прошлую вину. Старается быть хорошей матерью. Я же стараюсь не думать о том, насколько по-другому все могло бы сложиться, если бы она не посылала тех писем. Если бы Чарли не уехала. «Нельзя жить в прошлом», – говорит бабушка, а я осознаю, что именно там провела большую часть времени. Провела в сожалениях, что все сложилось так, а не иначе. Провела, обвиняя себя. Мысль о том, что я могла умереть, перебросила меня в настоящее, и здесь я стараюсь и оставаться. Есть многое, ради чего мне стоит жить.
– Пребывает в состоянии сумеречного сознания. Она сейчас принимает новый препарат, но вчера впервые согласилась поговорить с психологом. Это начало.
Мне хочется обнадежить Лекси. Сказать ей, что Белль поправится, но слова застревают в горле. Я знаю, как горе может скрутить и изменить человека, нагрузить на плечи невидимый камень вины. Я даже боюсь себе представить ужас потери ребенка.
Я кладу руки на живот, резко вдыхаю.
– Все нормально? – спрашивает Лекси.
– Он лягается.
– Он?
– Угу. Вчера провели еще одно ультразвуковое исследование. Это точно мальчик.
– Держу пари, Дэн доволен.
Я киваю. Никак не предполагала, что снова увижу Дэна после того, как он приходил в квартиру Эсме, но поскольку дурнота, захлестнувшая мое тело, не проходила, врач предположил, что, возможно, это не просто тревожность, и оказался прав. Я ощущаю новый толчок детского локтя или ноги и меняю позу. Дэн был в восторге, когда я ему сказала. Он тут же сделал мне предложение и вообще с тех пор делает мне предложения каждую неделю, но мне пока что хорошо одной. Жизнь в одиночестве принесла свободу, покой, которых я себе не представляла. Я сбросила всепоглощающее чувство потери, которое окутывало меня больше половины жизни, и я счастлива. Я не уверена, будем ли мы с Дэном когда-нибудь снова вместе – слишком уж много воды утекло, – но мы друзья и настроены быть хорошими родителями, а это начало.
– Мы выбрали имя.
– Выкладывай.
– Чарли.
Лекси кивает, стараясь сдержать слезы. Стискивает мою руку.
– В добрый час.
Я залезаю в машину и натягиваю ремень безопасности поперек своего постоянно растущего животика.
На шоссе спокойно, и спутниковый навигатор говорит мне, что я буду на месте через час. Я включаю радио. Из колонок гремит песня группы «Электрик лайт окестра» «Мистер голубое небо», и я улыбаюсь, с нежностью думая о своем отце, и прибавляю звук. Подпеваю: «Это новый прекрасный день, ура, ура».
Кажется, я приехала. Сворачиваю на грунтовую дорогу, машина, подскакивая, подъезжает к фермерскому дому, останавливается позади «Вольво» с кузовом-универсал. Черно-белая собака обнюхивает мне ноги, машет хвостом. Я толкаю дверь.
– Вы, должно быть, Грейс. – Знакомые зеленые глаза встречаются с моими.
У него седые волосы и борода, но сходство с Чарли поразительное.
– Пол Лоусон, – улыбаюсь я.
Я продолжала размещать сообщения в социальных сетях и уже начала терять надежду когда-нибудь его найти, но вдруг получила ответ. Лекси сначала разозлилась, но в конце концов признала, что он имеет право знать о своих дочерях, и провела несколько часов, разговаривая с ним по телефону, пытаясь объяснить. Он был, конечно, в ярости, потрясен и разочарован, когда узнал о Чарли, о Лукасе. На следующей неделе Пол собирается познакомиться с Анной, то есть с Белль, – мне надо привыкнуть называть ее так. Но сегодня я здесь ради Чарли.
Пол приносит из машины коробки, ставит их на большой деревенский стол. Я стягиваю свитер – в комнате тепло из-за большой железной печи – и распаковываю стопки фотографий и видеокассет, вытаскиваю пластиковый контейнер с кексом.
– Моя бабушка испекла, – поясняю я. – Потому что сегодня Чарли исполнилось бы двадцать шесть лет.
Я привезла с собой старый дедушкин видеомагнитофон. На тот случай, если у Пола нет своего, но видеомагнитофон стоит у него в кухне, и рядом с ним – стопка видеокассет с шоу комик-группы «Монти Пайтон».
Пол вставляет кассету. Она жужжит, потрескивает, и экран засыпает метель, а потом появляется изображение, сперва нечеткое, но потом оно проясняется. Снято на школьном конкурсе талантов. Чарли на сцене в серебристом блестящем трико, розовых колготках и фиолетовых гетрах. Она движется по сцене в дискотанце, высоко задирая ноги и изо всех сил тряся плоской грудью.
– Вижу, она была не из робких!