– Врач сказала, что у меня депрессия. Что Белль это перерастет. Но потом Чарли тоже перестала слушаться. Такого с ней никогда не было. Она говорила, что Белль велит ей поступать плохо. Всякий раз, как я ругала Белль, она причиняла боль Чарли: кусалась, дралась. Однажды я застала ее, когда она играла с моими сигаретами и спичками. Шлепнула ее по ногам. А потом, когда развешивала белье на улице, почуяла запах дыма. Белль выскочила из дома. Чарли была наверху, у окна спальни. Я думала, что потеряла ее. – Голос Лекси надламывается, и мне ее почти жалко, но потом я вспоминаю, как она возмущалась, когда я спрашивала ее о пожаре, который помнила Чарли. Как лгала мне в лицо. Как она убедила Чарли, что у той сверхактивное воображение, что все ее воспоминания – просто плод фантазии. – Тогда вмешалась социальная служба. Поместила Белль на временное воспитание в другую семью, чтобы дать мне передышку, но без нее оказалось настолько легче. Чарли стала счастливее. Я стала счастливее. Я отказалась забирать Белль обратно. Постаралась представить, что ее никогда не существовало. Всякий раз, как Чарли о ней упоминала, я говорила, что Белль была ее воображаемой подружкой, а не реальной девочкой.
– Не могу поверить, что она на это купилась.
– Ты помнишь себя в четыре года?
– Нет, – говорю я, подумав.
– У детей короткая память, они верят в то, во что ты хочешь, чтобы они поверили.
– Так что, когда Анна вышла с тобой на связь…
– Это был такой чертов шок. Я запаниковала. Не знала, что делать. Как сказать Чарли, что я все эти годы скрывала от нее сестру? Я старалась напиваться до бесчувствия.
– Думаю, тогда Анна, не получив ответной реакции, впутала меня. Помнишь те письма, что я получала?
Следует молчание. Вздох.
– Они были не от Белль.
– От Чарли? – Мой ужас нарастает. «Я совершила нечто ужасное». Как она могла?
– Нет, – качает головой Лекси. – Они были от меня.
– От тебя? – Я отшатываюсь, словно она меня ударила.
– Пожалуйста, прости меня, Грейс.
– Ты? Ты прислала мне коробку с собачьим дерьмом? Почему? – Меня трясет от ярости, и я сажусь на руки, чтобы не вцепиться в ее всклокоченные волосы и не выдрать их все до единого.
– Я тогда находилась в таком чертовом раздрае. Во время празднования твоего восемнадцатилетия вы пришли в мою комнату, когда я лежала в отрубе на кровати. Я услышала, как ты говорила Чарли, что поможешь ей разыскать отца, подначивала ее, и запаниковала. Только этого мне не хватало. Я подумала, что если отвлеку тебя, то ты об этом забудешь. Но ты не забыла. Все эти разговоры про шоу Джереми Кайла. Про «девочку из класса, которая нашла отца». Ты что, думала, я дура? После первого письма я не могла остановиться. Ситуация вышла из-под контроля. Я не хотела, чтобы Чарли с ним встречалась. Чтобы узнала, что у нее, возможно, есть болезнь, которая может ее убить. Чтобы заглянула в свидетельства о рождении и узнала о Белль. Я не хотела, чтобы она меня ненавидела. Я так ее любила. Но я же и согнала ее с места.
– Почему она уехала?
Лицо у Лекси бледно, как смерть, щеки ввалились. На верхней губе выступили бисеринки пота. Я рада, что она выглядит так же плохо, как я себя чувствую.
– Чарли убирала в шкаф мои туфли после новогодней вечеринки и нашла незаконченное письмо, которое я составляла, чтобы послать тебе, изрезанную газету и клей. Она была безутешна. Я пообещала, что перестану это делать. Умоляла ее никому не говорить. Она сказала, что не выдаст меня, и я решила, что все будет в порядке, но потом умерла Шиван.
– Она не просто умерла, а умерла от передозировки, потому что была так одинока. Ведь мы винили за письма ее. Никто с ней не разговаривал. Те наркоманы были ее единственными друзьями.
– Чарли сказала, что Шиван осталась бы в живых, если бы я не посылала тех писем. Она была в ярости. Я панически боялась, что может произойти, если к делу привлекут полицию и правда выйдет наружу. Я умоляла Чарли пообещать, что она никогда никому не расскажет, особенно тебе, Грейс.
– Она ненавидела лгунов. Ты превратила ее в лгунью.
– Она не хотела лгать, хотела рассказать тебе правду, но я заявила, что ей придется выбирать. Ты или я. И она пообещала, что никогда тебе не расскажет, но сказала, что не может оставаться дома. Не может на меня смотреть. Не может смотреть тебе в глаза.
– Ты отвратительна.
– Я знаю, Грейс, но я…
Она протягивает ко мне руку, но я ее отталкиваю.
– Не смей до меня дотрагиваться!
– Хорошо. – Следующие несколько минут мы проводим, погруженные в свои мысли.
– Давай отсюда выбираться, – говорит Лекси.
– Ох, я об этом и не подумала. Что бы я без тебя делала?
– Не надо так, Грейс. Это тебе не идет. Нам надо придумать план. Вместе.
В комнате стоит тишина, нарушаемая лишь стуком каблуков Анны, которая там, внизу, перемещается по кухне.