Я увлечена ток-шоу Джереми Кайла. Сосу печенье, в равной степени шокированная и зачарованная разворачивающейся драмой, и сладкая розовая глазурь тает на языке. Бабушка делает вид, что не смотрит, что просто вяжет, но то и дело спицы перестают позвякивать, и я слышу, как она досадливо цокает языком.
Раздается стук в дверь, и бабушка тяжело поднимается с кресла. Она кажется постаревшей за эти несколько дней. Бабушка закрывает за собой дверь гостиной, но я слышу доносящийся из прихожей мужской голос и приглаживаю волосы, стряхиваю крошки с ночной рубашки, думая, что это, должно быть, Дэн. Выдыхаю в сложенные лодочкой руки, стараясь припомнить, чистила ли я сегодня зубы, жалею, что не приняла душ и не оделась.
Дверь начинает открываться, и я стараюсь покрасивее расположиться на диване, хотя мне кажется нелепым, что я по-прежнему хочу, чтобы Дэн находил меня привлекательной.
– Грейс… – Бабушка делает жест в сторону стоящих за ней мужчин. Я их не знаю. – Я позову дедушку.
– Грейс, я сержант полиции Гарри Миллс, и я занимаюсь расследованием происхождения и причины пожара в «Розовом коттедже», – говорит тот мужчина, который повыше. – Мой коллега – пожарный инспектор Мик Уокер из оксфордширской пожарно-спасательной службы, у которого тоже есть к вам несколько вопросов.
Я ежусь, как ребенок перед директором школы, и выше подтягиваю одеяло.
В комнату торопливо входит дедушка, вытирая руки о темно-коричневые вельветовые брюки.
– Прошу вас, садитесь, джентльмены.
Мужчины усаживаются в кресла, но не откидываются на спинки. Они сидят, вытянув перед собой длинные ноги, и от этого комната кажется маленькой и тесной.
Слышится звон фарфора – это бабушка раздает чашки и блюдца, разливает чай из фирменного чайника «Роял Далтон», который приберегает для особых случаев. Колечки, которые я грызла, убираются, заменяясь темно-шоколадным печеньем, которое никто не ест. Я жду начала опроса, нервно засовывая пальцы в дырки вязаного одеяла.
– Во сколько вы пошли спать в ночь пожара, Грейс?
Я не могу точно припомнить и чувствую, как к лицу приливает тепло, словно мне есть что скрывать.
– Около одиннадцати, думаю, – хрипло произношу я, и дедушка придвигается ближе ко мне и передает стакан воды.
– Был еще кто-то в доме, кроме вас?
– Нет.
– А когда вы ушли из гостиной, все было выключено? Все выглядело нормально?
– В ней воспитали бережное отношение к электричеству, – говорит бабушка.
Я беру дедушку за руку.
– Мне показалось, что я все выключила, задула свечи… – Я внимательно изучаю ковер. Дедушка стискивает мои пальцы.
– Где были свечи?
– На каминной полке.
– Пожар зародился в корзине для бумаг рядом со столом. Были поблизости какие-нибудь свечи или источники возгорания?
– Нет.
– В корзине для бумаг обнаружена спичка – вы курите, Грейс?
– Нет. – Я мотаю головой, стараясь отогнать растерянность. – Я не держу в доме спичек, никогда ими не пользуюсь.
– Вы знаете, что в расположенной в прихожей пожарной сигнализации, которая реагирует на появление дыма, не было батарейки?
– Нет…
– Она там была, – вмешивается дедушка. – Я регулярно это проверяю, только две недели назад ее менял. Там была батарейка «Дюрасел». Ради спокойствия лучше взять подороже.
– Дом был заперт, когда вы ложились спать?
– Да. Я проверяла двери несколько раз.
– Пожарным пришлось вламываться.
– Не понимаю.
Мик снимает очки в серебряной оправе. Его глаза встречаются с моими.
– Мы считаем, что пожар был устроен намеренно. Тот факт, что дом был заперт, когда вы пошли спать, и продолжал быть запертым, когда приехали мы, показывает, что поджог осуществил либо тот, кто уже был в доме, либо тот, у кого были вторые ключи. На парадной двери была накинута цепочка, поэтому поджигатель вошел другим путем. У кого есть ключи от задней двери, Грейс?
Я холодею, и волоски встают дыбом у меня на затылке и на руках.
– Анна, – шепчу я. – У Анны.
Глава 37
Настоящее
Дедушка выхватывает из кармана носовой платок и промокает бабушке глаза. Она отбирает у него платок и говорит:
– Спасибо, у меня и так хватает морщин, чтобы ты еще растягивал мне кожу.
Дедушка корчит рожу у нее за спиной. Несмотря на ощущение, что все изменилось, утешительно думать, каким бы наивным это ни казалось, что есть вещи, которые никогда не изменятся.
По радио невнятно объявляют, что мой поезд вот-вот отправится. Чемодан у меня маленький, но тяжелый, и я напрягаюсь, чтобы его поднять. Похлопываю себя по карману, чтобы еще раз убедиться, что билет на месте.
– Тебе необязательно ехать, – говорит бабушка. – Эта Анна меня не пугает.
– А должна бы.
– Ты могла бы остаться, – говорит дедушка.
– Лучше не надо. Пусть полиция сначала ее поймает. – Я обнимаю их одной рукой. – Пришлю вам эсэмэску, когда доеду.