Сестра Харуна-ар-Рашида

Главным врагом был визирь. Смещения Джаафара ибн Яхьи жаждал и Фадль, — очень хорошо, пусть он этим и занимается, поддержка ему будет обеспечена. Если визирь попадет наконец в немилость, аль-Мамун наверняка потеряет права престолонаследия, — ведь он признан Харуном ар-Рашидом только в угоду и по настоянию вольноотпущенника. Одним претендентом станет меньше… Избавиться от Мухаммеда аль-Амина проще по-другому — разжигая его пороки. Со временем первый престолонаследник дойдет до такого состояния, что скорей откажется от трона, чем от своих страстей. Погрязнув в разврате, ничем, кроме оргий, не интересуясь, аль-Амин не сможет рассчитывать на поддержку хашимитов: слабовольный халиф поставил бы под угрозу благополучие государства. Взоры могущественного семейства волей-неволей обратятся к третьему претенденту… Итак, способ достижения власти намечен. Остается умело воспользоваться ИМ.

Изредка посещая Багдад — частые приезды могли бы вызвать подозрения, — Ибн аль-Хади подбивал первого престолонаследника на новые оргии и распутство. Мухаммед аль-Амин еще больше втягивался в разгул, а халифу доносили, что Ибн аль-Хади только и делает, что развлекается, и вовсе не занят политикой.

На этот раз гоноша покинул Басру под предлогом получения пенсии. Два для подряд продолжалось веселье у первого престолонаследника. Иби аль-Хади превзошел самого себя: это он, раздувая огонь страстей, посоветовал Мухаммеду аль-Амину приобрести белых рабынь.

Глава XXII МУХАММЕД АЛЬ-АМИН

Предполагая, что рабынь после покупки доставят на лодках, первый престолонаследник и его гость встретили полдень на террасе, опоясывавшей дворец со стороны Тигра. Фадль опаздывал, и не умевший ждать аль-Амин пригласил Ибн аль-Хади прогуляться, пока подготавливалось захватывающее зрелище — бой диких баранов.

Парк первого престолонаследника доставил бы наслаждение самому топкому ценителю природы. За цветниками с базиликом зеленой стеной вставали ровно подстриженные кустарники, над которыми нависали пышные кроны деревьев. Стволов не было видно. По обеим сторонам аллеи словно свешивались огромные занавеси, едва трепетавшие от дыхания ветерка и пестревшие всеми оттенками зелени — от изумрудных, темпо-зеленых до светло-бирюзовых, желтоватых, почти серебристых тонов. Неповторимая гамма была создана растениями, привезенными с разных концов халифата, заморскими диковинками из дальних стран Африки и Азии — сандараком, пинией, сикомором, палисандрами, фисташковыми, сандаловыми и тунговыми деревьями. Некоторые из них росли в серебряных кадках.

— Восхитительно, достойнейший из достойнейших! — воскликнул Ибн аль-Хади, выходя на лужайку, посредине которой павлин распустил свой великолепный хвост.

— Взгляни, мой друг, лучше туда! — посоветовал аль-Амин, небрежно махнув рукой в дальний угол лужайки, где под развесистым платаном притаился огромный тигр.

У неискушенного посетителя от ужаса перехватило бы дыхание. Но бояться было нечего: тигр был создан руками искусных садовников, которые мастерски подобрали кустарники, травы и цветы, умело подстригли их. Были в парке и живые львы, тигры, павлины, слоны. Опп содержались в клетках, более просторных, чем дома у простолюдинов.

За густыми тамариндами манил прохладой небольшой пруд с кристально чистой водой, которая подавалась по уложенным под землей трубам. Причудливые рыбки — каких только не было тут форм и красок! — стояли недвижно у берега, степенно плавали, будто нехотя шевеля плавниками, или взапуски гонялись друг за другом. Их хорошо подкармливали — благо корма были в изобилии, — и они быстро размножались. За узкой протокой виднелся следующий пруд, с красными, голубыми и желтыми лотосами.

Под ногами неторопливо развертывалась лента аллеи. Ибп аль-Хади и аль-Амин будто шагали по бесконечно длинному ковру. Из разноцветного гравия и доставленной издалека гальки были выложены мозаичные изображения растений, птиц и животных, из пестрого полосатого оникса сделаны вазы. Для этой работы были специально вывезены персидские и византийские мастера.

Ароматы, стоявшие в саду, трудно было с чем-либо сравнить; они возникали, перемешивались, таяли; вот возобладал один резкий, дурманящий запах и тотчас исчез, уступая место другому. Самым сильным, постоянным и настойчивым был аромат мускуса, исходивший от первого престолонаследника; он как бы обволакивал всего аль-Амина. На юноше надета легкая розовая джалябия, в ней не жарко и удобно; желтая накидка так тщательно наглажена, что кажется немиущейся; чалмы нет, ее заменяет пышный венок, сделанный из редкостных цветов, он прослужит лишь один день; на ногах мягкие наали. И все это пропитано запахом мускуса.

Ибн аль-Хади также одет в «костюм опьянения». У него модная прическа багдадского повесы: две длинные пряди волос падают, расходясь, на лоб, спускаются до бровей, обходят их и, каждая отдельно, наподобие буквы «пун», загибаются вверх к вискам[11]. Третий претендент на престол выглядит старше первого престолонаследника. Взгляд у него пристальный, беспокойный.