Сестра Харуна-ар-Рашида

Вдали над ристалищем, где начиналась подготовка к конным состязаниям, в лучах солнца плавали облака пыли. Улица, на которую выехали Фадль и его спутники, отлого спускалась к Багдадскому мосту. На переправа царило оживление. По деревянным мосткам, уложенным на барках, двигались вереницы людей, мулов, лошадей и верблюдов. Одной рукой погонщики держались за протянутые вдоль бортов толстые канаты — одновременно они служили и ограждением, — другой вели взбудораженных, перепуганных животных, часто осаживали их, успокаивали. Крики, фырканье, рев, ржанье сливались в один неумолчный гул.

Не доезжая до переправы, всадники спешились. Подавая пример, Фадль опустил на лицо покрывало. Это была необходимая предосторожность: по обоим сторонам моста круглосуточно дежурили тайные люди, — один аллах знал, кому они служили и что замышляли.

За Багдадским мостом путь к дворцу первого престолонаследника пролегал по ар-Русафе и вдоль берега Тигра тянулся на юго-восток, пересекая аль-Мухаррем.

Всадники торопились. Мухаммед аль-Амин поджидал белых рабынь к завтраку, но утро уже прошло. Становилось жарко. Фадль опаздывал. Ему не терпелось доложить об удачной покупке, и он, стараясь наверстать упущенное время, подгонял взмыленного скакуна.

Каждая услуга аль-Амину приближала Фадля к достижению заветной мечты — получению должности визиря. Молодой повеса ненавидел Джаафара ибн Яхью за то, что вознесшийся вольноотпущенник имел наглость поддерживать второго престолонаследника, выскочку аль-Мамуна; эти Бармекиды совсем распустились, ни во что не ставят хашимитов, этак они подберутся и к трону! Проклятого перса выдвинул Харуп ар-Рашид. Хорошо бы, конечно, если бы эмир правоверных его и сбросил, но на это трудно рассчитывать. В запасе у Фадля имелся другой план, хитроумный и тонкий. Пробьет час, когда халифом станет аль-Амин. Джаафару тогда несдобровать. Место визиря будет свободно. Вот тогда-то и вспомнятся все услуги… Освобождение Абуль Атахии тоже играло на руку, — авось поэт тогда и пригодится. Словом, хорошо все то, что может быть использовано против вольноотпущенника.

Ко дворцу Мухаммеда аль-Амина вела широкая, усаженная буковыми деревьями аллея. Дворец был окружен парком и защищен, словно крепость. Влево и вправо от тяжелых железных ворот, которые с трудом открывали здоровенные стражники, расходились толстые каменные стены с бойницами для стрелков и выступающими башнями, где были установлены метательные машины. С обеих сторон стены доходили до самого берега Тигра. Багдад бурлил, партии и группировки соперничали, боролись, а потому загородные резиденции строились с расчетом на длительную осаду.

Фадль спешился не перед воротами, как обычно, а в начале аллеи и подозвал Абуль Атахию. Чутье подсказывало ему, что у поэта есть новости. Небольшая прогулка в этом случае была очень кстати.

На въездной площади, куда упиралась аллея, было людно, как на базаре. Дежурившая днем и ночью стража пускала за ворота только господ. Слуги и конюхи располагались прямо возле крепостной степы, привязывали к деревьям лошадей, задавали им корм и поджидали хозяев.

То, что услышал Фадль, шагая с Абуль Атахией по аллее, в конце которой уже виднелось белое здание дворца, как громом поразило фаворита престолонаследника.

— Не может этого быть! Не верю я тебе! — воскликнул он, впиваясь взглядом в озадаченного поэта и скорее чувствуя, чем понимая, что тот сказал правду. — Ты все выдумываешь, стихоплет! Берегись, несчастный! Немыслимо, чтобы госпожа Аббаса была замешана в столь грязной истории. Не верю я! Отказываюсь верить! Мой совет тебе — держи язык за зубами!

Абуль Атахия не ожидал таких слов со стороны злейшего врага Джаафара ибн Яхьи. Лишь последняя фраза оставляла ему кой-какую надежду: не притворялся ли Фадль, опасаясь, что тайну разузнает и раньше использует кто-нибудь другой?

— Я сам себе не верю! — оправдывался он, искоса поглядывая на фаворита престолонаследника. — Не верю, хоть и видел собственными глазами. Ты прав, может быть закралась ошибка… Иногда и зрячий ошибается: один только ложный шаг — и он падает в пропасть, куда не упал бы слепой.

В завершение тирады он пожал плечами, как бы говоря: «Какое мне, впрочем, до всего этого дело! Были бы денежки».

Глава XXI ЕЩЕ ОДИН ПРЕТЕНДЕНТ НА ПРЕСТОЛ

Большинство новостей в халифате распространялось изустно. За них нужно было платить. Сплетни тоже стоили денег. А тайны продавались втридорога. Кто жалел динары, тот оставался в неведении.

Прекрасно зная, как отблагодарить и еще больше расположить к себе поэта, Фадль вытащил мешочек с золотом, который всегда носил при себе, и протянул его Абуль Атахии со словами:

— Ты поэт, а поэты рта не раскроют, чтобы не получить вознаграждения, даже если они говорят прозой. На, держи! Получишь еще и от высокочтимого престолонаследника: ему должны понравиться белые рабыни. Ты ведь принимал участие в их покупке, не правда ли?

Подняв покрывало — скрывать лицо больше не было необходимости, — Фадль громко рассмеялся и похлопал Абуль Атахию по плечу.