Сестра морского льва

— Ну хорошо-хорошо. Пускай будет папаша Груум… Тут все как у людей, — сказала девочка. — Тут и дети, тут и взрослые, и старички… Во-он там, в конце лайды, пенсионеры лежат. Они уже, может, даже беззубые. Старичков все гонят, и они поселяются отдельно.

— Одна, две, три… считал Волков самок; ого, восемнадцать жен у папаши Груума. Да ты еще крепок! И видно, немалую и трудную жизнь прожил, а? Какой-то отпечаток бурно прожитых лет был виден в усталой, немного брезгливой морде зверя, в его тусклых прижмуренных глазах, да и в том, как время от времени, отвечая на заигрывания самок, он осматривал их равнодушным взглядом. С уважением Волков разглядывал его обкусанные, поломанные усы и многочисленные шрамы на голове и спине. Одни из них были старыми, уже зарубцевавшимися, а другие совершенно свежими. Ну что ты ревешь, дядя? Глядя в океан, где плескались молодые коты-холостяки, папаша Груум все ревел и ревел низким расстроенным басом.

— Они, секачи эти, все лето никуда не отходят от самок, — сказала девочка. — Дядя Боря рассказывал, да и Лена тоже: они ничего, ну совсем-совсем ничего не едят и, может, даже не пьют. Отойти боятся от своих котих, а то другие секачи их разворуют. Здрасьте, еще один сюда тащится. Ой, что это с ним?

Одинокий секач, странно переваливаясь, спешил по сырому песку вдоль самой кромки лайды. Был он намного крупнее других секачей, но все же несколько меньшим, чем папаша Груум. Волков присмотрелся — правый передний ласт кота был изуродован, будто кто-то отсек край. Рана была свежей, еще плохо зарубцевавшейся и кровоточащей.

— Касатка его, что ли, хватанула? — сказал Волков. — А? Может, поэтому кот и одинок?.. Ослабел вот и не смог биться с секачами из-за самок.

— Ну да. Ой, как он хромает, — подтвердила Алька. — Это… Тупорылый.

— Почему Тупорылый?

— Почему-почему… Видишь, у остальных секачей морды длинноватые, а у этого туповатая, — сказала Алька. — Ну сейчас они и схватятся с Груумом!

— Бре-ее-еегеее! — сипло и яростно заревел котик.

Заслышав голос Тупорылого, папаша Груум презрительно фыркнул и, будто дразнясь, начал торопливо лизать то одну, то другую самку: ну что это за секач, который не имеет своей семьи? И тогда Тупорылый направился к нему. Шумно дыша, Груум втянул через влажные ноздри ненавистный дух возможного соперника и, расшвыривая самок, ринулся навстречу.

Звери столкнулись. Волкову показалось, что он услышал, как затрещали кости секачей. Схватив Тупорылого клыками за шею, Папаша встряхнул его, а тот, развернувшись, вцепился секачу в бок. Оо-оо-о!.. В незажившую-то рану! Сопя, глухо ахая, звери топтались на месте. Гремели камни, взметались столбы песка и гальки; отчаянно заверещал котенок, неосторожно попавший под ласт Папаши. Эй, не увлекайся, Груум, оглянись! Папаша увлекся: шумно пыхтя, он постепенно оттирал Тупорылого со своей территории, а в это время к его семейству спешили еще два секача. Один из них, Рыжий, оказался проворнее. Схватив самочку за шею, он поволок ее к своему гарему. Второй секач вцепился той же котихе в спину и потянул к себе. Котиха закричала, по ее золотистой шкуре покатились красные шарики.

Услышав ее голос, Груум поспешил на выручку, а Тупорылый, мотая искусанной башкой, хрипло, со стонами дыша, поплелся в дальний угол лайды и повалился на песок.

Морской котик Спасеныш

Среди животных спокойно, как будто на лайде вообще никого не было, прогуливающейся походкой трусил песец. Волков присмотрелся к нему: во всем облике зверя и его морде улавливалось что-то стиляжье. У Черномордого была лохматая, будто давно не стриженная, башка, тощий выщипанный живот и странная, вихляющая, на негнущихся ногах, походка. Песец что-то искал. Кружил возле самок и котят, принюхивался.

— Ах он! — воскликнула вдруг Алька. — Котенка схватил!

Вцепившись зубами в ласт, Черномордый поволок от лежбища Груума черненького малыша, того самого, которого Папаша придавил во время схватки с Тупо-рыльш. Слабо сопротивляясь, котенок верещал тонким дрожащим голосом: «Бге-е-е… бге-ее-е». Мало кто обратил внимание на этот голосишко, да и кто его услышит в гуле волн и реве зверей?.. Передохнув, Черномордый опять потащил. Конец, видно, пришел тебе, малыш, и уж никогда ты не превратишься в могучего красавца секача.

— Волк, мы должны ему помочь, — сказала Алька, поднимаясь на колени.

— Да ты что? Секачи нас хап — и…

— Испугался, да? Струсил? — презрительно засмеялась Алька. — А еще моряк!