Сестра! Сестра?

Я иду в кухню сделать чаю. Там Люк. Стоит, прислонившись к столу и скрестив на груди руки. Лицо у него злое, но я все равно невольно отмечаю, как он красив. Волосы слегка растрепаны, черная футболка и джинсы выглядят совсем просто, но очень сексуально. Неудивительно, что сестру к нему влечет. А я? Думает ли он так же обо мне, или что-то поменялось? Я ему наскучила? Стала неинтересна? В самом деле, я уезжаю на работу, возвращаюсь домой и натягиваю обычную, свободную одежду. Наверное, выгляжу расхлябанно. Элис, конечно, куда соблазнительнее… Мне больно так думать. Очень больно.

Я достаю из холодильника молоко и замечаю фото Элис с подругой, Мартой: оно висит на дверце, под магнитом с сентиментальным стишком про мам и дочерей. Магнит купила не я. Наверняка Элис. Я смотрю на фото и вспоминаю, как обрадовало оно нас с мамой когда-то. Достаю его из-под магнита. Что-то не так. Не пойму, что именно. Вглядываюсь пристальнее.

– Не хочешь объяснить, куда ты исчезла? – произносит Люк.

Я вздрагиваю. Меня так увлекла фотография, что я и забыла о его присутствии.

– Я каталась. Ехала, куда глаза глядят. В конце концов оказалась у Тома.

Мускулы на шее у Люка напрягаются, но лицо бесстрастно.

– У Тома? Тезки Тома Эггара?

– Не у тезки, а у самого Тома Эггара. Других Томов я не знаю. – Я готова пнуть себя за этот раздраженный ответ.

– Зачем?

– Зачем я к нему поехала? Не знаю. Я расстроилась. Говорю же, рванула, куда глаза глядят, и вдруг приехала туда.

– Значит, после ссоры с мужем ты мчишь к своему бывшему… Это что? Око за око?

– Око за око? То есть месть за некий поступок? Надо понимать, между тобой и Элис что-то было? Иначе почему ты так сказал?

– Это просто выражение. Оно объясняет, что происходит у тебя в голове. – Люк стучит пальцем по виску. – В твоей на хрен чокнутой голове, так-то.

– Сам ты на хрен чокнутый, – парирую я. – Том лишь старый друг и коллега. И все.

Теперь признаваться про поцелуй с Томом нельзя.

Чтобы отвлечься от ссоры, я перевожу взгляд на фото Элис и Марты. И тут замечаю. Вот что не так! Вновь вглядываюсь в лица девушек. Они далеко, мелких деталей не рассмотреть, зато часы на заднем плане видны отчетливо. Цифры нанесены задом наперед.

Не выпуская фотографии из рук, я вылетаю из кухни. Люк меня зовет. Шлепает босыми ногами по плиткам, бежит следом. Я же спешу к маме в гостиную.

– Клэр! Ты опять? Остановись на минутку и подумай! – догоняет меня Люк.

Поздно. Я распахиваю двери и замираю перед мамой и Элис.

Они удивленно смотрят на меня. Мама хмурит брови, Элис откидывается назад, скрещивает на груди руки. Кидает быстрый взгляд на фото и, кажется, нервничает. Я не понимаю смысла того, что я обнаружила, но это точно важно. Вот и послушаем оправдания Элис.

– В чем дело, Клэр? – отмирает мама. – Надеюсь, ты пришла с извинениями.

– Нет, я хочу кое о чем спросить Элис, – отвечаю я. Смотрю на сестру. – Помнишь это фото? Ты написала, что ты слева.

– И? – Глаза Элис мечутся с фотографии на меня, потом на маму.

Я показываю снимок им обеим, уточняю:

– Слева, вот тут. Слева, по твоим словам.

– Ну да.

– Это точно ты? – Я стучу по изображению Элис.

– Да в чем дело? – возмущается мама.

– Клэр… – тихонько просит Люк.

Я не обращаю на него внимания.

– Хорошо. Это Элис, какое счастье, – с напускной радостью говорю я. – Тогда почему часы на заднем фоне перевернуты задом наперед?

Я не спускаю глаз с Элис. Та чуть краснеет. Тяжело сглатывает. Потом расплывается в улыбке, которую сменяет смех.

– Ох, Клэр, ну ты и артистка, – заявляет сестра. – Ты меня раскусила. Я отсканировала фото не той стороной. Такая вот я дурочка.

– Но в письме ты указала: я – слева. Если же фото перевернуто, то ты получаешься справа!

– Не понимаю, куда ты клонишь, – вставляет мама. – Какая разница, справа Элис или слева?

Элис на мгновенье отводит от меня взгляд, берет маму за руку и тихо произносит:

– Мне стыдно. Я ничего вам не говорила… Не люблю об этом распространяться…

– О чем, милая? – Мама стискивает ладонь Элис.

– У меня дислексия. Я многое воспринимаю по-иному, например буквы, еще последовательности: ну, дни недели, месяцы. И путаю право и лево.

– Тут нечего стыдиться, – заверяет мама. – Я и не подозревала.

Из меня будто воздух выкачали. Оставили вместо легких лопнувший воздушный шарик. За моей спиной Люк цедит сквозь зубы «молодец».

Элис поднимает на маму огромные печальные глаза:

– Я не хотела признаваться. Клэр ведь очень успешная. А я… На ее фоне я чувствую себя какой-то… не знаю… ущербной. Вы теперь будете считать меня дурой. Папа постоянно твердил, что с такой успеваемостью мне ничего не светит, что я буду всю жизнь официанткой работать…

– Я думала, ты учительница, – говорю я.

Я помню, она это писала.

Элис смотрит на меня.

– Да. Верно. Учительница. Я всем доказала, что они ошибаются. Пусть у меня дислексия, пусть я не читаю книг, но я не дура.

– Однако право и лево ты путаешь.