Сестра! Сестра?

Я не покупаюсь на ее слезы. Крокодиловы слезы, как по мне. Я знаю, что Элис права насчет дислексии и умственных способностей, и раньше я бы никогда не позволила себе столь обидного высказывания, но моя сестрица обладает талантом будить во мне худшее.

– Говорю же, я хотела доказать всем, что они ошибаются. Особенно папе. – Она всхлипывает и прячет лицо в ладонях.

– Ох, деточка моя родная. – Мама привлекает Элис к себе. Смотрит на меня: – По-моему, на сегодня ты уже достаточно дел натворила.

Боль. Вот что я вижу в ее глазах. Я ранила Элис и тем самым ранила маму. Меня словно ножом по сердцу полоснули.

– Я… простите, – с запинкой выдавливаю я. – Мама. Элис. – Больше ничего сказать не могу.

Внутри я чахну и таю, как злая волшебница Запада из страны Оз, но что-то толкает меня дальше. Называйте это как хотите: настойчивостью, ослиным упрямством или просто развитым профессиональным чутьем. Ничего не могу с собой поделать. Желание выяснить правду меня подстегивает. Снедает.

– Знаешь, со мной теперь Пиппа не разговаривает, – сообщаю я сестре.

Боль в маминых глазах усиливается. Боль в моем сердце – тоже, но я глушу ее, как всю жизнь глушу боль от того, что меня бросил отец.

– И не разрешает Дейзи к нам приходить. Говорит, будто Дейзи тут в опасности. Что сегодня произошло, Элис?

– Ради бога, Клэр. Когда ты уже успокоишься? – Это Люк. – Простите, Марион, Элис. Не понимаю, что в нее вселилось.

– Не надо за меня извиняться, – говорю я. – Я ведь никого ни в чем не обвиняю. Просто спрашиваю.

– Бред. – Люк трясет головой. – Пойдем.

Он берет меня за руку, но я вырываюсь.

– Уйди, пожалуйста, – просит мама. – Будь ты ребенком, я отправила бы тебя в твою комнату, но ты взрослая. Вот и веди себя соответственно. А сейчас, пожалуйста, оставь нас в покое.

Униженная и негодующая одновременно, я подчиняюсь. В кухне Люк отодвигает от стола стул, разворачивает его, садится. Устанавливает еще один, лицом к себе. Кивает на стул, я тоже сажусь. Люк выглядит измученным. Он ставит локти на колени, соединяет ладони, как для молитвы. Опускает голову, точно собирается с духом. Затем берет мои руки в свои.

От нашего физического контакта меня в буквальном смысле пронзает током. Я так скучаю по Люку, скучаю по его прикосновениям, по его любви.

– Клэр, я за тебя переживаю, – начинает он. – В последнее время ты сама не своя. Очень вспыльчивая, раздражительная. Ведешь себя так, будто у тебя… паранойя.

Я судорожно втягиваю воздух.

– Паранойя? – переспрашиваю.

Хочу выдернуть руки, но Люк держит их крепко.

– Подозреваешь Элис в каких-то смертных грехах, – продолжает он. – Прямо теория заговора, не меньше.

– Ушам своим не верю. – На этот раз я рывком высвобождаю руки. – Как ты можешь?

– Я ведь беспокоюсь. На тебя слишком много навалилось. Может, возьмешь отпуск? Ты не думала с кем-нибудь поговорить? Только не с другом. С профессионалом.

– С доктором? – фыркаю я.

– Тебе нужна помощь.

Я вскакиваю, стул царапает плиточный пол.

– Не нужны мне доктора. Я не больна! – Я вылетаю из кухни.

Голова разрывается, руки-ноги тяжелые, слабые. Может, я грипп подхватила? Что-то мне нехорошо. Поспать бы как следует. Я забираюсь в постель, выуживаю из прикроватной тумбочки упаковку парацетамола. Выдавливаю из фольги две таблетки. Будем надеяться, утром моей бедной голове станет легче.

Кажется, я проспала лишь час или два, но меня будит настойчивое жужжание – словно рой пчел отстукивает что-то азбукой Морзе. Обычно я просыпаюсь задолго до звонка будильника и не помню даже, как он звучит. Я протягиваю руку, отключаю жужжание. Люк, похоже, в кровать не ложился. Я вздыхаю, вспомнив вчерашнее, и в тысячный раз задаю вопрос: как же до такого дошло? Почему моя жизнь разваливается, а я не могу этому помешать?

Принимаю душ, одеваюсь и бреду вниз. Мама, Элис, Люк, девочки – все здесь. Мы сухо желаем друг другу доброго утра, я сажусь за стол.

– В школе сегодня плаванье, – с улыбкой напоминаю Ханне, стараясь говорить бодро.

– Я собрал ее вещи. – Судя по тону, Люк велит не вмешиваться и не вступать с ним ни в какие беседы.

Неловкую тишину вдруг нарушает входной звонок и стук дверного молотка.

– Кто это так рано? – Мама ни к кому конкретно не обращается.

– Я открою, – встает Люк.

Мы прислушиваемся к голосам из коридора. Затем двери захлопываются, и в кухню входит Люк в сопровождении двух полицейских. Мужчины и женщины.

– Миссис Теннисон? – уточняет женщина. – Клэр Теннисон?

– Да…

Зачем я им? В голове проносятся сотни предположений. Столь ранний визит может означать лишь одно. Что-то случилось. Я поднимаю взгляд на Люка. Таким удрученным он еще никогда не выглядел.

Глава 18

Я растерянно смотрю на полицейских. На своем веку я повидала их достаточно, и мне сразу понятно – визит отнюдь не дружеский. Я кошусь на детей.

Хлоя улыбается:

– Здрасьте, дядя и тетя полицейские.

Женщина коротко улыбается в ответ.

Глаза Ханны полны страха, она испуганно вжимается в стул. Нужно ее успокоить! Бедняжка явно решила, что полицейские пришли за ней – из-за вчерашнего происшествия с Дейзи, наверное.

Я встаю.