– Да, именно его. Изредка мы с ним пересекаемся в наших странствиях по пустыне. Парень помешан на своих археологических изысканиях. К тому же он увлекается антропологией, изучает культуру аборигенов.
– Да, я когда-то встречалась с ним в Аделаиде. К сожалению, теперь уже не видимся. Потому что и Чарли нет в живых. Он погиб семь лет тому назад во время налета японской авиации на Робак-Бей.
– Китти, а я ведь ничего не знал! – Драммонд подошел к кровати и уселся на постель рядом с ней. – Боже правый! Я не знал! Прости мне мое бессердечие. Бесчувственный чурбан я…
– Теперь ты понимаешь, – Китти изо всех сил старалась сдержаться и не расплакаться, – что меня ничего не держит в Австралии. А потому я возвращаюсь домой. – Она немного помолчала, а потом добавила: – Какая все же несправедливость, да?
– Что именно?
– Вот мы с тобой все еще живем, топчем эту землю. А моего мальчика, да и множества других людей, которых мы любили, с нами больше нет.
– Ты права. – Драммонд осторожно положил ладонь на ее руку.
Китти мгновенно почувствовала тепло его руки. И вдруг до нее дошло, что впервые почти за сорок лет мужская рука снова касается ее руки. А она ведь почти забыла, что такое мужская ласка. И в ту же минуту ее рука крепко обвила его руку.
– Ты больше не вышла замуж?
– Нет.
– Наверняка ведь были соискатели? Много соискателей?
– Кое-кто был. Но ты ведь понимаешь, охотники за чужим богатством. А ты?
– Я? Да ты с ума сошла! Кто за меня пошел бы?
Повисла очередная долгая пауза. Так они сидели, не разнимая рук, наслаждаясь этими мгновениями близости и одновременно прикидывая, сколько еще секретов накопилось у каждого из них.
– Мне действительно пора сейчас на покой. Иначе утром я буду не годна ни на что. А ведь впереди долгая дорога, – промолвила наконец Китти, не сделав, однако, ни малейшей попытки высвободить свою руку из его рук. – Ты помнишь Алкину? – неожиданно спросила она.
– Помню.
– Она исчезла в ночь накануне совершеннолетия Чарли. А через какое-то время, пока я была в Европе, исчезла и Камира.
– Правда?
– Да. А потом ушел и Фред. Отправился странствовать по пустыне и не вернулся. И с тех самых пор я ничего о них не слышала. Наверное, я совершила в своей жизни что-то ужасное, коль скоро все, кого я люблю, покидают меня.
– Я тебя не покинул. Ты сама
– Ты же знаешь, Драммонд. У меня не было иного выбора. Я…
– Знаю-знаю. До самого смертного часа я буду горько сожалеть о том, что тогда натворил. И можешь не сомневаться ни минуты, все минувшие годы я жутко раскаивался в своем безрассудстве.
– Мы оба тогда были виноваты, Драммонд. Не забывай об этом.
– И все равно это было здорово – чувствовать себя полнокровным, живым человеком. Правда ведь?
– О да! Правда.
– Послушай, должен задать тебе один вопрос. – Драммонд взъерошил свои волосы. Он заметно нервничал. – Я слышал… До меня дошли слухи, что ты была беременна, когда я покинул Брум.
– Я… А откуда ты узнал?
– Ну, ты же знаешь, Китти, как распространяются слухи по просторам аутбэка. Тот сказал, этот передал… Ребенок был мой?
– Да. – Китти почувствовала страшное облегчение, когда это коротенькое «да» слетело с ее уст. Свершилось! Наконец-то она нашла в себе силы озвучить самый главный секрет, который хранила в себе все эти годы.
– Точно мой?
– Без сомнения. Я… У меня были месячные уже после того, как Эндрю уехал. – Слабая краска проступила на щеках Китти. – Еще до того, как я… Как мы с тобой…
– Понятно. – Драммонд нервно сглотнул слюну. – И что случилось с нашим ребенком?
– Я его потеряла. Носила семь месяцев, все это время чувствовала его в себе… А потом случились преждевременные роды, и малыш родился мертвым.
– Это был мальчик?
– Да. Я назвала его Стефаном, в честь твоего отца. В тот момент я посчитала, что так будет лучше для всех. Его похоронили на кладбище в Бруме.
И тут Китти не выдержала и разрыдалась. Слезы градом покатились по ее лицу, тело сотрясалось от спазмов, выплескивая наружу все то, что она так долго хранила в себе. Да и кому еще могла она излить свою душу, как не этому человеку, единственному на свете, кто все поймет?
– Наш с тобой сын, мой Чарли – оба превратились в прах и тлен. Какое горе! Как можно пережить эти утраты и жить дальше? Порой меня охватывало такое отчаяние, что я невольно задавалась вопросом: зачем мне жить? Какой в этом смысл? – Китти промокнула глаза краем простыни. – Наверное, я была слишком снисходительна к самой себе. А по сути, у меня нет никакого морального права продолжать жить, когда оба моих сына умерли.
– Что ты говоришь, Китти! – Драммонд обнял ее за плечи, которые все еще продолжали дрожать, и привлек к себе. – Боже мой, боже… Какой же разрушительной может быть любовь. И как она порой опустошает наши души, души слабых и сирых людей.
– Это когда любви мало, – пробормотала в ответ Китти, прижимаясь головой к его груди. – У нас было мало любви, и она в итоге уничтожила нас обоих.