Сестра Зигмунда Фрейда

Как и во всех сумасшедших домах (а доктор Гете избегал влияния моды в медицине и отказывался называть сумасшедшие дома психиатрическими клиниками), порядок был главным принципом в Гнезде. Женщины жили отдельно от мужчин, одно отделение было предназначено для мирных пациентов, другое — для беспомощных, требовавших постоянного ухода, третье — для пациентов, страдавших манией, которые находились под охраной или под присмотром — если не представляли большой опасности — или были связаны, и четвертое — для пациентов с сенильным психозом. И только иногда некоторые из них встречались: в огромной столовой, в Большом зале, где доктор Гете читал лекции, в парке во время прогулки.

Здесь, как и везде, было разделение на богатых и бедных, Те, за кого семья платила внушительную сумму, размещались отдельно или по два человека в палате. Клара жила одна, и доктор Гете убедил меня навестить ее. Он считал, что работа может излечить сумасшествие или хотя бы внести значительную лепту в процесс выздоровления. В клинике не трудились только больные сенильным психозом, парализованные и те, кто неподвижно лежал в постели. Кроме того, что работа, как уверял доктор Гете, служила лекарством, она также была способом пополнить кассу, так как в больнице жило много людей, за которых никто не платил. Те, чье содержание оплачивали родственники, выполняли легкую работу — вышивали, шили, вязали, ткали гобелены. Мужчины складывали искусственные цветы из бумаги и вырезали фигурки из дерева. Остальным же доставалась более тяжелая работа: они стирали одежду и постельное белье, изготавливали пуговицы и обувь.

— Добро пожаловать в наш магазин. Он расположен у выхода — тут представлены вещи, сделанные руками наших дорогих пациентов: носки и шарфы, ночные рубашки и платья, носовые платки и полотенца, предметы из дерева, — сказал мне доктор Гете, а потом продолжил повествование о жизни в Гнезде: — Подъем в шесть утра, и прежде всего пациенты под присмотром нянечек убирают беспорядок, устроенный за ночь, а это не такая уж и легкая работа, как может показаться на первый взгляд. Например, один испражнился посреди палаты, другой воткнул подушку между прутьями решетки на окне, третий расстелил простыню на полу, четвертый спрятал под своим матрасом шлепанцы своих соседей по палате.

А потом мы, доктора, навещаем пациентов. Затем идем завтракать — у нас всего шесть столовых, достаточно больших, чтобы вместить всех. Позже приступаем к работе, и так до обеда. После обеда немного отдыхаем, потом снова работа, потому что, как я уже говорил, работа создала человека и снова сделает человека из того, кто уклоняется от этой обязанности. Только так, сумасшествие — это уклонение от обязанности быть человеком. Наконец, идем ужинать — и потом недолго беседуем перед сном.

Пока мы шли по коридору больницы, одна из пациенток приблизилась к доктору Гете, упала перед ним на колени и стала умолять отпустить ее домой. Он просто обошел ее, а женщина продолжала стенать до тех пор, пока не появились охранники и не увели ее. Доктор Гете заметил, как взволновало меня увиденное, и сказал:

— Ах, не смотрите так мрачно! Даже на самое страшное смотрите с толикой иронии. Знаете, что говорил мой дед Йохан об иронии: она — крупинка соли, без которой мы не могли бы наслаждаться поданным нам блюдом.

— Только это не обед, а жизнь, — возразила я.

— Тем более, — ответил доктор Гете. — Без иронии жизнь была бы пресной. И совершенно невыносимой.

Мы продолжали идти по коридору, иногда доктор Гете открывал какую-нибудь дверь, чтобы я смогла заглянуть внутрь. Он видел мой взгляд, в котором отражался ужас, и пытался меня успокоить:

— Здесь все совершенно. Вы знаете, как в госпитале Сальпетриер в Париже? Там спят на матрасах, прямо на полу. Пациентов запирают в палатах и не выпускают. Они справляют нужду прямо там, где живут, испражнения повсюду — на полу и на стенах. Конечно, их немного, потому что пациентам дают еды ровно столько, чтобы они не умерли с голоду, но даже если бы им и давали достаточно еды, разве среди всего этого смрада стали бы они есть сверх необходимой нормы? Один раз в неделю их палаты убирают. Доктора приходят только затем, чтобы убедиться, что больные связаны, и если кто-то из пациентов устал буйствовать, его освобождают от пут. Вот как в Париже! А здесь — на прекрасном синем Дунае… — напел он и просвистел несколько тактов вальса. — Нет необходимости вам рассказывать — сами видите. Вы должны быть счастливы, что ваша подруга сошла с ума в Вене.

— Клара не сумасшедшая, — возразила я. — Ей всего лишь нужно время, чтобы прийти в себя.