Сестренка

Я смотрел, как ты плывешь, и размышлял: неужели пройдет несколько лет, и мне придется тебя отдать какому-то совершенно постороннему мужику? Который, возможно, увезет тебя далеко-далеко? А если он причинит тебе вред? Я становился бешеным от этих мыслей. Дочь — это мое. Может быть, единственное мое. Помнишь, я тебя так иногда называл — «мое»? А ты говорила: «Папа, я что, по-твоему, вещь?»

Оказалось, что тебя забрал и измучил собственный брат. Как я мог с этим жить, будто ничего не случилось?

Когда ты все это сказала тогда, за новогодним столом, я принял решение: я его убью. И пошел убивать. Только никто этого не знает.

Недели две я думал, как это сделать. Ничего вразумительного не придумал. В конце концов просто взял канистру с бензином и облил стены военной части, где он сидел. Чиркнуть спичкой не решился. Я же не знал, что этот гад на работе не появляется.

Выбежал лейтенант, который на вахте сидел. Узнал меня. Вы что делаете, товарищ майор, то да се… Ну я сказал, что хочу, чтоб мой сын сдох, потому что он — демон. Мужик позвонил Неле. Та прибежала и стала уговаривать лейтенанта, мол, не вызывай никого, ничего не рассказывай, у него заболевание. Увела домой.

А мне сердито сказала:

— Ну, и чего ты хотел добиться? Тем более что Юра уехал и на работу не ходит.

Я заплакал. Рыдал, как ребенок. И Неля плакала. Нам стало очень жалко тебя и друг друга. Может, это был единственный момент, когда она что-то почувствовала ко мне?

Мне стыдно. Я хотел сознаться, что никакой шизофрении у меня нет, что я просто отказываюсь жить в этих новых обстоятельствах, что я не знаю, как нужно реагировать на то, что мой сын изнасиловал мою дочь, что, наконец, я не вижу никакого смысла в своей жизни, поэтому и решил прикинуться больным, приплатив Исхакову, чтоб тот подтвердил, что я сошел с ума.

Наверное, никто не поверит, что я способен изображать безумие. Ты бы ни за что не поверила. А ведь я всю жизнь кого-то изображал: военного, отца, мужа, друга…

Так что я продолжаю делать то, что делал всю жизнь. Вот только зрителей у меня теперь нет.

У мнимой болезни столько выгод. Ни за что больше не несу ответственности. Могу наконец расслабиться.

Я буду верить, что Неля не узнает о моем обмане. Она уехала в монастырь.

Она плакала. Говорила, что чувствует себя виноватой, оставляя меня, больного и беспомощного, одного. А я смотрел в книгу по домоводству, не зная, что сказать.