Сестричка

– Глаза твоей собаки, – мечтательно произнес Оппенгеймер, – самое незабываемое на свете.

Он широким шагом пошел по мощеной дорожке к административному зданию, а трое боксеров спокойно трусили рядом.

– Мистер Марлоу?

Я обернулся. Ко мне неслышно подошел рыжеволосый человек, нос его торчал, как локоть держащегося за поручень пассажира.

– Я Джордж Уилсон. Рад познакомиться. Вижу, вы знаете мистера Оппенгеймера.

– Мы немного поболтали. Он поведал мне, как руководить кинобизнесом.

Похоже, для этого требуется лишь полторы тысячи кинотеатров.

– Я работаю здесь пять лет, но ни разу не разговаривал с ним.

– Просто вас ни разу не обмочили его собаки.

– Может, вы и правы. Чем могу быть полезен, мистер Марлоу?

– Мне нужно видеть Мэвис Уэлд.

– Она на съемочной площадке. Идут съемки.

– Можно поговорить с ней там минуту-другую?

На лице Уилсона отразилось сомнение.

– Какой пропуск вам выдали?

– По-моему, обыкновенный.

Я протянул ему пропуск. Он просмотрел его.

– Вас послал Бэллоу. Это ее агент. Видимо, нас пустят в двенадцатый павильон. Хотите пойти туда?

– Если у вас есть время.

– Я работаю в отделе рекламы. Это моя обязанность.

Мы пошли по мощеной дорожке к проходу между углами двух зданий.

Бетонная дорога между зданиями вела к территории натурных съемок и павильонам.

– Вы работаете в конторе Бэллоу? – спросил Уилсон.

– Я только что оттуда.

– Говорят, солидная организация. Я и сам подумывал заняться этим делом.

В моей работе нет ничего приятного.

Миновав двух полицейских в мундирах, мы свернули в узкий проход между павильонами, посреди которого над дверью с номером 12 трепетал красный флажок и горел красный свет, а над красным фонарем непрерывно звенел звонок. Уилсон остановился у двери. Еще один полицейский, откинувшись назад вместе со стулом, кивнул ему и оглядел меня с тем уныло-мрачным выражением, которое нарастает у них на лицах, как ржавчина на цистерне для воды.

Звонок умолк, флажок замер, и красный свет погас. Уилсон открыл массивную дверь и пропустил меня вперед. Еще одна дверь. После солнечного света за ней оказалось совершенно темно. Потом в дальнем углу я увидел свет. Весь остальной громадный павильон казался совершенно пустым.

Мы направились к освещенному углу. Когда подошли поближе, стало казаться, что весь пол устелен черными кабелями. Стояли ряды складных стульев, несколько передвижных гардеробных с фамилиями на дверях. К съемочной площадке мы подошли не с той стороны, и я видел только спинки стульев, а по бокам – большие экраны. В стороне стрекотало несколько киноаппаратов.

– Крути! – крикнул кто-то. Раздался громкий звонок. Оба экрана засветились, показались вздымающиеся волны. Другой голос поспокойнее произнес: «Следите, пожалуйста, за своими позами, может, нам удастся подогнать эту маленькую синьетку. Начали».

Уилсон замер и схватил меня за руку. Невесть откуда послышались негромкие, нечеткие, представляющие собой бессмысленный шум голоса актеров.

Внезапно один из экранов погас. Спокойный голос тем же тоном произнес:

– Все.

Снова раздался звонок. Послышался шум общего движения. Мы с Уилсоном пошли дальше. Он прошептал мне на ухо:

– Если Нэд Гэммон до обеда не получит этот дубль, он набьет Торренсу рожу.

– О, здесь снимается Торренс, вот как?

Дик Торренс был яркой звездой второго класса, в Голливуде таких актеров не так уж мало, и в общем-то, они никому не нужны, но многим режиссерам за неимением лучшего в конце концов приходится брать их.

– Дик, хочешь посмотреть эту сцену еще раз? – произнес спокойный голос, когда мы обогнули угол декорации и увидели, что там такое – палуба прогулочной яхты неподалеку от кормы. В этой сцене были заняты две женщины и трое мужчин. Один из них, средних лет, в спортивном костюме – сидел в шезлонге. Другой – рыжеволосый, во всем белом, – походил на капитана.

Третий – яхтсмен-любитель в красивой фуражке, синем пиджаке с золотыми пуговицами, белых брюках, белых туфлях, самодовольно-обаятельный, и был Торренс. Женщина помоложе была смуглой красавицей Сьюзен Краули. Постарше – Мэвис Уэлд. На ней был мокрый купальник из плотной ткани, видимо, она только что поднялась на борт. Гример обрызгивал водой ее лицо, руки и копну белокурых волос.

Торренс не ответил. Внезапно он повернулся и уставился на оператора.

– Думаешь, я не знаю реплик?

Из темноты вышел седой человек в сером костюме. Черные глаза его злобно горели, но в голосе злобности не было.

– Или же путаешь их нарочно, – сказал он, упорно глядя на Торренса.

– Возможно, дело в том, что я не привык играть перед камерой, в которой всякий раз посреди сцены кончается пленка.

– Справедливое замечание, – сказал Нэд Гэммон. – Но пленки у него всего двести двенадцать футов. Это моя вина. Если б ты мог играть чуть поживее...

– Ха, – возмутился Торренс. – Если б я мог. Мисс Уэлд надо бы взбираться на борт не за то время, что требуется на постройку яхты.

Мэвис Уэлд резко бросила на него презрительный взгляд.

– Хронометр у Мэвис в самый раз, – возразил Гэммон. – Исполнение – тоже.

Сьюзен Краули грациозно пожала плечами.