Сестричка

Оба разом обернулись ко мне.

– Догадка? – неторопливо спросил Френч.

– Да.

Он подошел к накрытому столу и положил поднятый им пистолет на некотором расстоянии от другого.

– Привесь к ним бирки, Фред. Не откладывая. Пистолеты одинаковые. На бирках распишемся оба.

Бейфус кивнул и стал рыться в карманах. Достал две бирки с веревочками.

Полицейские на расстаются с такими вещами.

Френч подошел ко мне.

– Давай покончим с догадками и перейдем к тому, что ты знаешь.

– Вечером мне позвонила одна знакомая и сказала, что одному из моих клиентов здесь угрожает опасность. С его стороны. – Я кивком указал на покойника в кресле. – Эта знакомая привезла меня сюда. Мы проезжали через дорожный пост. Несколько человек видели нас обоих. Она оставила меня в задней части дома и уехала домой.

– У этой знакомой есть фамилия? – спросил Френч.

– Долорес Гонсалес. Дом Шато-Берси. На Франклин-авеню. Она снимается в кино.

– Ого, – сказал Бейфус и закатил глаза.

– А кто твой клиент? Она же? – спросил Френч.

– Нет. Совсем другая женщина.

– А у нее есть имя?

– Пока что нет.

Френч и Бейфус уставились на меня сурово блестящими глазами. Челюсть Френча дернулась. По ее бокам проступили узлы мускулов.

– Новые правила, вот как? – негромко спросил он.

– Нужно соглашение о том, что не будет огласки, – сказал я. – Окружной прокурор вряд ли станет возражать.

– Ты плохо знаешь окружного прокурора, Марлоу, – разъяснил Бейфус. – У него аппетит на огласку, как у меня на зеленый горошек.

– Мы не даем тебе никаких гарантий, – прибавил Френч.

– Имени у нее нет, – произнес я.

– У нас есть дюжина способов узнать его, малыш, – сказал Бейфус. – Зачем осложнять дело для всех нас?

– Никакой огласки, – уперся я, – пока не будет предъявлено обвинение.

– Отвертеться тебе не удастся, Марлоу.

– Черт возьми! – взорвался я. – Этот человек убил Оррина Квеста.

Отвезите пистолет в город и проверьте те пули, что сидят в Квесте. Пойдите мне навстречу хотя бы в этом, пока не поставили меня в невозможное положение.

– Ради тебя я и ухом не поведу, – заявил Френч.

Я промолчал. Он глянул на меня с холодной ненавистью в глазах. И, медленно разжав губы, глухо спросил:

– Ты был здесь, когда его прикончили?

– Нет.

– А кто был?

– Он, – сказал я, бросив взгляд на мертвого Стилгрейва.

– Еще кто?

– Не стану лгать вам, – сказал я. – Яне скажу ничего – разве только вы выполните поставленные мною условия. Кто был здесь и когда его убили, я не знаю.

– Кто был здесь, когда ты приехал сюда?

Я не ответил. Френч неторопливо повернулся к Бейфусу и проговорил:

– Надень ему наручники.

За спиной. Бейфус замялся. Потом из левого набедренного кармана достал наручники и подошел ко мне.

– Заведи руки за спину, – с неловкостью сказал он.

Я повиновался. Бейфус защелкнул браслеты на моих запястьях. Френч подошел ближе и встал передо мной. Глаза его были полузакрыты, кожа вокруг них посерела от усталости.

– Я произнесу небольшую речь, – сказал он. – Тебе она не понравится.

Я промолчал.

– С нами дело обстоит вот как, – заговорил Френч. – Мы фараоны, и нас все ненавидят. И будто нам мало своих забот, мы еще должны иметь дело с тобой. Будто нам и без того не достается от сидящих в угловых кабинетах типов, от своры из муниципалитета, от дневного начальника, ночного начальника, от торговой палаты, от его чести мэра, занимающего шикарный кабинет раза в четыре больше трех комнатушек, в которых теснится весь наш отдел. Будто в прошлом году, работая в трех комнатушках, где на всех не хватает стульев, нам не пришлось расследовать сто четырнадцать убийств. Мы проводим жизнь, роясь в грязном белье и нюхая гнилые зубы. Мы поднимаемся по темным лестницам, чтобы взять напичканного наркотиками вооруженного подонка, и бывает, даже не доходим до верха, а наши жены не садятся в тот вечер обедать, да и в другие вечера тоже. Вечером мы не бываем дома. А когда бываем, то до того усталыми, что нет сил ни есть, ни спать, ни даже читать ту белиберду, что пишут о нас в газетах. Мы лежим в темноте без сна, в паршивом домишке на паршивой улочке, и слушаем, как на углу веселятся пьянчуги. А стоит только задремать, звонит телефон, мы поднимаемся, и все начинается по новой. Все, что мы ни делаем, все не так.

Постоянно. Если мы получаем признание, говорят, что мы его выбили, продажные адвокаты обзывают нас в суде гестаповцами и, стоит нам оплошать с грамматикой, скалят зубы. Если мы совершаем ошибку, нас разжалуют и посылают патрулировать район притонов, приятные летние вечера мы проводим, таща из канав пьяниц, выслушивая оскорбления шлюх и отнимая ножи у подонков в шикарных костюмах. Но всего этого для полного счастья нам, видно, мало. Мы должны еще иметь дело с тобой.

Френч умолк и перевел дыхание. Лицо его слегка лоснилось, будто от пота. Он всем корпусом чуть подался вперед.