Сестричка

– Мы должны еще иметь дело с тобой, – повторил он. – И с такими, как ты. С пройдохами, имеющими лицензии на частный сыск, утаивающими сведения и пылящими нам в нос из-за угла. Мы еще должны иметь дело с твоими утайками и хитростями, которые не одурачат даже ребенка. Ты не обидишься, если я назову тебя дешевым лживым соглядатаем, так ведь, Марлоу?

– Хотите, чтобы обиделся? – спросил я.

Френч распрямился.

– Очень хотел бы. До жути.

– Кое-что из сказанного вами – правда, – сказал я. – Но не все. Любой частный детектив хочет жить в ладу с полицией. Но иногда трудно понять, кто устанавливает правила игры. Иногда он не доверяет полиции – и не без причины. Иногда, сам того не желая, он попадает в переплет и вынужден играть теми картами, что имеет на руках. Хотя и предпочел бы иной расклад.

Ему ведь надо по-прежнему зарабатывать на жизнь.

– Твоя лицензия недействительна, – сказал Френч. – С настоящей минуты.

Эта проблема больше не будет занимать тебя.

– Будет недействительна, когда об этом скажет выдавшая ее комиссия. Не раньше.

– Давай заниматься делом, Кристи, – мягко проговорил Бейфус. – Это может подождать.

– Я и занимаюсь делом, – ответил Френч. – На свой манер. Этот тип еще не начал острить. Я жду, когда он начнет. Жду какой-нибудь блестящей остроты. Неужели ты растерял все свои шутки, Марлоу?

– Что, собственно, вы хотите от меня услышать? – спросил я.

– Догадайся.

– Вы сегодня настоящий людоед, – сказал я. – Вам хочется разорвать меня пополам. Но вам нужен повод. И вы хотите, чтобы я дал вам его?

– Было бы неплохо, – процедил Френч сквозь зубы.

– Что бы вы сделали на моем месте? – спросил я.

– Не могу представить себя упавшим так низко.

Френч лизнул верхнюю губу. Его правая рука свободно свисала вдоль туловища. Он сжимал и разжимал ее, сам того не замечая.

– Успокойся, Кристи, – вмешался Бейфус. – Перестань.

Френч не шевельнулся. Бейфус подошел и встал между нами.

– Фред, уйди, – сказал Френч.

– Нет.

Френч стиснул кулак и саданул Бейфуса в подбородок. Бейфус отшатнулся назад и при этом оттолкнул меня. Колени его задрожали. Он пригнулся и закашлялся. Медленно покачивая головой, выпрямился, обернулся и взглянул на меня.

– Новый метод допроса с пристрастием, – усмехнулся он. – Полицейские лупят друг друга изо всех сил, подозреваемый не выдерживает этого зрелища и начинает раскалываться.

Бейфус поднял руку и потрогал ушибленное место. Там уже стала появляться опухоль. Губы его усмехались, но взгляд оставался слегка затуманенным. Френч стоял неподвижно, не издавая ни звука. Бейфус достал пачку сигарет, встряхнул и протянул Френчу. Френч поглядел на сигареты, потом на Бейфуса.

– Семнадцать лет такой жизни, – вздохнул он. – Жена, и та ненавидит меня.

Он поднял руку и слегка шлепнул Бейфуса по щеке. Бейфус продолжал усмехаться.

– Это я тебя ударил, Фред? – спросил Френч.

– Меня никто не бил, Кристи, – ответил Бейфус. – Насколько я помню.

– Сними с него наручники, – сказал Френч, – и отведи в машину. Он арестован. Можешь, если сочтешь нужным, примкнуть его наручниками к перекладине.

– Ладно.

Бейфус зашел мне за спину. Браслеты раскрылись.

– Пошли, малыш, – кивнул он.

Я глянул на Френча в упор. Он смотрел на меня, как на пустое место.

Будто совершенно не видел.

Я пошел к выходу.

Глава 30

Имени его я не знал. Он был низковат и тонок для полицейского, хотя явно служил в полиции. Я решил так отчасти потому, что он вообще находился в участке, отчасти потому, что когда он потянулся за картой, я увидел кожаную наплечную кобуру и рукоятку служебного револьвера тридцать восьмого калибра.

Говорил он мало, но мягко и любезно. И улыбка его согревала всю комнату.

– Прекрасный ход, – заметил я, глядя на него поверх карт.

Мы раскладывали пасьянс. Вернее, раскладывал он. Я просто сидел и глядел, как его маленькие, очень аккуратные, очень чистые руки тянутся к карте, изящно поднимают и перекладывают ее. При этом он вытягивал губы трубочкой и насвистывал что-то безо всякой мелодии: это был легкий негромкий свист новенького, еще необкатанного паровоза.

Он улыбнулся и положил красную девятку на черную десятку.

– Чем вы занимаетесь на досуге? – спросил я.

– Много играю на рояле, – ответил он. – У меня семифутовый «стейнвей».

Главным образом, Моцарта и Баха. Я несколько старомоден. Большинство людей находят их музыку скучной. Я – нет.

– Отличный подбор, – сказал я и куда-то положил карту.

– Вы не представляете, как трудно играть некоторые вещи Моцарта, – проговорил мой собеседник. – В хорошем исполнении они кажутся очень простыми.

– А кто хорошо исполняет Моцарта? – спросил я.

– Шнабель.

– А Рубинштейн?

Он покачал головой.

– Слишком мощно. Слишком эмоционально. Моцарт – это музыка и ничего больше. Никаких комментариев от исполнителя не требуется.

– Держу пари, – сказал я, – вы многих настроили на признание. Вам нравится эта работа.