Сестрины колокола

Астрид зашла в свою комнатку и достала рисунок, подаренный Герхардом Шёнауэром. Вот, значит, он приехал и пришел в восторг. Oт церкви, которую Швейгорд хочет разобрать. Рисунок был таким красивым, а она ведь видела, что он был создан за какие-то минуты. А за целый день, за месяц, за всю жизнь чего только немец не сумел бы достичь?

Рисунок был исполнен любви. Любви, которой была назначена цена в немецких деньгах, которые называются «марка» и «пфенниг», о чем она узнала из «Майеровского словаря».

В очередной раз она подивилась тому, как много разных мыслей мелькает в ее голове одновременно. Каждая мысль как торопливый муравей. Превращение, случившееся с ней, пока она стояла возле колоколов; чувство долга, страх наказания. Ей увиделось нечто чрезвычайно важное, и она обдумывала это во всех деталях. Воспоминание о моменте, когда колокольня ответила на ее взгляд. Отсутствие следов на толстом слое пыли. Должно быть, последним туда поднимался старый звонарь, чтобы собрать святой налет. А это значит, что никто, даже Кай Швейгорд и художник из Германии, не представляет, как выглядят Сестрины колокола.

Теперь ей стало ясно, как их спасти.

На следующий день, управившись с работой на скотном дворе, Астрид отпросилась из дому и отправилась на хутор Халлфарелиа.

В вашу честь звонницы не возведут

Кай Швейгорд стоял во дворе усадьбы и невидящим взором смотрел прямо перед собой. Еще бы: у него в приходе причин ликовать и кричать «аллилуйя» нет. Благая весть не вызвала восторга – людям было невдомек, что она явилась результатом нескольких месяцев планирования и переписки. Правду сказать, здесь жили не такие тугодумы, как в Эстердале; о тех говорили, что их лицевые мышцы утратили подвижность, поскольку поколение за поколением их приучали не выказывать ни горя, ни радости. Но хвалить в Гудбрандсдале не умели. Одобрение выражали тем, что меньше жаловались. Швейгорд чувствовал: строительством новой церкви озабочен он один.

Кроме того, что-то подспудно бурлило в селе. В последние дни до него долетали слухи, странные такие слухи, что сюда проник Грех. Позавчера две незамужние молодухи родили младенцев ровнехонько в полночь, и ни одна не пожелала раскрыть имя отца. Кто-то, очевидно разъездной учитель Йиверхауг, высказал предположение, что девушки обрюхачены в грехе, потому что они присутствовали на той службе, когда «новый пастор» зажег в церкви сальные свечи. Раньше свечи для церкви изготавливали из пчелиного воска, поскольку пчелы однополы и потому безгрешны. Но пчелиный воск дорог, и при старом пасторе службы шли почти в полной темноте. Швейгорд же отмел предостережения церковного служки, велев ему раздобыть сальных свечей и зажечь их по всей церкви. Возражения служки Швейгорд парировал тем, что хотя они воняют и чадят, зато дешевы и дают сильный и яркий свет, к тому же их можно использовать как алтарные свечи.

А в благодарность за все – беспочвенный богохульственный вздор. Разумеется, с девушками развлекались два ночных ухажера, а то и обнаглевшие владельцы больших хуторов. Да и вообще, пчелы не однополы, вовсе нет. Пастор знал, что они спариваются высоко в воздухе, при этом половой орган самца отрывается и самец погибает, самка же откладывает яйца, о которых не заботится. Вряд ли это может служить примером здоровой семейной или половой жизни. Вздор надо бы разоблачить, но вся эта история недостойна упоминания с кафедры. Кафедры, которую вскоре разберут.

Ко всему прочему и собственная душевная жизнь Кая практически заглохла. Он снова задумался, как бы умилостивить Астрид Хекне. Поиграл с мыслью распахнуть дверь к Шёнауэру, треснуть кулаком по столу и заявить: «А теперь слушай: церковь вы получите в соответствии с договором, но продавать Сестрины колокола я не был уполномочен. Сожалею, цену мы скинем, как и за портал, а недостающие средства добудем иначе!»

Вот как надо бы поступить – мужественно разрубить гордиев узел одним ударом, заделав брешь в другом деле.

И как не раз уже случалось, стоило ему подумать об Астрид Хекне, как вдруг он увидел, что по дороге в сероватом утреннем свете идет именно она. Кай вынужден был с неохотой признать, что эти совпадения – следствие того, что он думает о ней постоянно.

Шла она с целеустремленным видом, и он ощутил вспышку радости, когда она свернула к пасторской усадьбе, а когда зашла в калитку, у него даже руки задрожали от волнения. Посреди двора разлилась большая лужа; обходя ее, Астрид направилась… И куда же? Вместо того чтобы обогнуть лужу со стороны дома и идти ко входу, она обогнула ее с внешней стороны и пошла к домику, в котором квартировал Шёнауэр. Она что, собирается?.. И откуда она знает, что он живет там?

Постучав, Астрид вошла, и в ту же секунду, как она скрылась из виду, Кай Швейгорд исполнился каким-то гадким и горьким чувством. В нем бушевали возмущение, злость и ревность.

Пробыв у Шёнауэра так недолго, что за такое время никакого дела не сделаешь, Астрид ушла.