Сестрины колокола

Вместе с тучей пыли и обломками вертикально вниз обрушилась длинная и тонкая жердь, попавшая в живот молодому столяру, тому самому парню, что снимал флюгер. По полу медленно растекалась кровь, а застрявший высоко над их головами колокол издал протяжный жалобный стон, прозвучавший теперь, когда колокол звонил в одиночку, на более чистой ноте.

Больше ничего не остается

Рабочие похоронили своего товарища на хорошем участке кладбища. Сами выбрали место, сами выкопали могилу и провели церемонию по старому обычаю. Освященной церкви, чтобы отслужить службу по покойному там, у них больше не было. Кай Швейгорд провел бросание земли, но гибель рабочего так потрясла его, что он был сам не свой. Из материалов, которые предназначались для изготовления транспортных ящиков, столяры сколотили длинный шестигранный гроб и под взглядами окружающих украсили его со всем тщанием, на какое были способны, – на крышке были вырезаны великолепные узоры. Когда первая горсть земли упала на резные украшения, витиеватый узор проступил еще отчетливее, как знак того, что хоронят не просто молодого парня, а даровитого столяра.

Герхарда Шёнауэра нашли среди пыли и крови, он был без сознания. Его уложили на повозку и отвезли в пасторскую усадьбу. Он очень долго не приходил в себя, и все забеспокоились, что он умрет от жажды. Когда он наконец очнулся, горничная Брессум дала ему выпить водки от болей, а на следующий день осмотреть его и проверить, нет ли переломов, приехал доктор.

У Герхарда все болело, но его отпаивали водой и жидким супчиком, давали пригубить водки, и через несколько дней он смог вставать, хотя и с трудом. Бедра, грудь, руки у него опухли и были все в синяках, но он, ухватившись за спинку стула, сумел подняться.

Теперь он почувствовал боль в ребрах и суставах рук.

– Сегодня какой день? – спросил Герхард старшую горничную.

– Суббота.

– Никто не приходил, пока я спал?

– Кто бы это мог быть?

Пробормотав что-то неразборчивое, он с трудом выбрался на двор. Ниже по склону стояла церковь. Без крыши, без дверей. Рабочих было не видать. Высшие силы освободили их от этого дела, сообщила горничная Брессум. История про несчастный случай распространилась со скоростью шустрых мальчишечьих ног.

– Что за несчастье? – спросил Герхард.

– Столяр погиб. Самый молодой из них.

Брессум выдала Герхарду трость, и он поковылял вниз по склону. Кладбище походило не то на стройплощадку, не то на место катастрофы: прямо по могилам тянулись следы колес, а в самой церкви, в углу напротив клироса, накрепко засел колокол.

«Я уже видел тебя без одежды», – подумал Герхард, из последних сил карабкаясь по лестнице. Повсюду на матовой бронзе поблескивали царапины, заметные на фоне зеленовато-коричневого купороса. И тут он различил посвящение.

«Драгоценной памяти Халфрид и матери ее Астрид».

Его пробила дрожь. Зажмурившись, он отвернулся. У подножия лестницы валялась изодранная в клочья парусина; он сгреб полотнище в охапку и накинул на колокол, стараясь не смотреть на металл. Герхард был сконфужен и испуган – ему словно пришлось ходить за родной матерью. Болью пронзало ребра, затылок, колени, и ему едва хватило сил замотать колокол тканью.

– Ты останешься здесь, – сказал он. – Обещаю. И ты, и твоя сестра. Не держите на меня зла.

* * *

Пока Герхард Шёнауэр лежал в забытьи, Кай Швейгорд попытался найти других людей для продолжения работы. Но ни в Бутангене, ни в соседних деревнях никто ни за какие деньги не соглашался и пальцем притронуться к церкви.

Он никак не мог уразуметь, с чего это местные по вечерам принялись рассказывать друг другу истории о силе, которой обладала старая деревянная церковь. Прежние взгляды, верования и заблуждения вернулись вновь, словно появившись на опушке леса. Издревле здание церкви служило не просто молельней, но живой защитой, укреплением, не подпускавшим силы зла.

Испытать это на себе довелось каждому. Когда местные жители поднимались в горы, на охоту или к выпасам, они сразу ощущали, что на двух ногах ходят не только люди. На пастбищах жили существа, воровавшие молоко из бидонов или заводившие неглупых, обычно дойных коров в болота. В Пулле и в Осдалене хуторянам пришлось перенести только что отстроенные коровники в другие места, поскольку коровы дико мычали, артачились и брыкались. Люди решили, что коровники поставлены над входом в пещеры какой-то подземной нечисти. Хозяева разобрали строения и возвели их снова метрах в ста от прежнего места – и коровы успокоились.