Сестрины колокола

Подойдя к церковному участку, он оправил сутану, поудобнее ухватил Библию и коротко кивнул Микельсену. Он представлял, что все подполье окутывает гигантская пыльная перина, серая мука забытых деяний прошлого и мерзостных обычаев, скрывающая залежи скелетов и истуканов, копившихся по мере того, как у жителей Бутангена менялись представления о вере. Больше всего пастора беспокоило, что находится в гробах, которые, как он знал, наверняка здесь обнаружат. Лучше всего поскорее рассортировать мертвецов и без лишнего шума захоронить снова. Хуже всего будет, если ночью на место будущей стройки с целью «обеспечить сохранность прошлого» заявится учитель Йиверхауг со свитой и они начнут потрясать керосиновыми фонарями.

Швейгорд задумался о том, как давно сколочены эти гробы, и принялся рыться в королевских указах, которые сохранил прежний пастор. Выяснилось, что хоронить в подполье прекратили в 1805 году, и такой указ он и сам бы издал. Не годится, чтобы здание, освященное ради поклонения верховному существу, использовалось для хранения разлагающихся тел.

Швейгорд покачал головой. Тление. Всю весну его подташнивало от навязчивого сладковатого трупного запаха, а ведь когда-то давно тела тлели под полом неделями. Из-за этого обычая страдало здоровье живых. Тогда это почему-то никого не беспокоило. Или люди были настолько привычны к смерти, что не обращали внимания на запах?

Но, поднявшись на каменную кладку фундамента, Кай Швейгорд очень удивился. За утренние часы рабочие сняли доски с трети площади пола, а пыли под ними вообще не оказалось. Грунт в основании здания походил на покрытую мелкими камешками землю, которая показывается из-под снега ранней весной, пока из нее еще не проклюнутся ростки. Подпол освещался косыми лучами бледного света. Вскоре глаза Швейгорда различили первый гроб: он посерел от старости и раскрошился по углам.

– Отойдите, – распорядился пастор.

Подвернув сутану выше колен, он по короткой лесенке спустился вниз. Подошел к гробу и положил на его крышку Библию.

– Сейчас мы перенесем тебя в другое место, – прошептал Кай Швейгорд, обращаясь к тому концу гроба, где, как он думал, находилась голова. – Покойся с миром и не тревожься.

Швейгорд в холодной полутьме внаклонку пробирался между гробами. Многие растрескались, и из них торчали обломки костей. Некоторые же сохранились настолько хорошо, что было понятно: до недавнего времени указ 1805 года просто игнорировали.

Швейгорд вернулся наверх, к рабочим.

– Можете снимать остальные половицы, – сказал он Микельсену. – И поосторожнее, пожалуйста. Все целые гробы бережно выносите наверх. Не открывайте! А ты, – сказал он церковному служке, – перекладывай кости из старого гроба в новый. По одному скелету в каждый. Если понадобится, распорядись сделать еще гробов. Работайте осторожно, но не затягивайте. Всех нужно снова захоронить до наступления ночи.

Даже бергенцы за этим занятием приутихли. Когда через кладку фундамента переносили первый гроб, он вырвался из рук у одного из рабочих и накренился. Сначала послышался перестук сыплющихся костей, потом покатился череп, глухо ударившись о ножной торец.

Такую оплошность они допустили только единожды. При переноске остальных гробов рабочие старались их не наклонять. Вокруг стояла глубокая тишина, обычная для сухой весенней погоды. Шёнауэр не показывался. Швейгорд, сходив домой, переоделся в рабочую одежду. Вместе со звонарем он ворошил граблями лежащие на земле обломки, выбирая из них монетки, амулеты и прочие мелочи, закатившиеся в щели между досками или припрятанные там на счастье.

К концу дня у церковных стен установили четырнадцать гробов, накрытых серыми покрывалами. Рядом с ними выстроился ряд свежесколоченных пустых гробов, но эти были прикрыты. Работали размеренно почти в полной тишине, так что если кто и останавливался возле ограды поглазеть, задерживался ненадолго.

Микельсен подошел к Каю Швейгорду:

– Мы последний гроб не стали пока доставать. Какой-то он… странный.

– А что с ним?

– Больно уж широкий. Будто в нем лежат два низеньких человека.

– Муж и жена?

– Да что-то он коротковат для взрослых.

– Раньше люди были ниже.

Микельсен кашлянул:

– Нам пришлось его развернуть, вытаскивая из земли, и ничего в нем… не погромыхивало.

– И что это значит?

– Но он не пустой. Тяжелый.

Кай Швейгорд прислонил грабли к кладке. Микельсен пошел впереди, направляясь к углу, где их ждали двое мужчин, стоявших на почтительном расстоянии от странно короткого гроба.

– Вишь, как хорошо сохранился, – сказал Микельсен.

Кай Швейгорд опустился коленями прямо на рыхлые комья земли. Перед ним стоял все еще крепкий, искусно выполненный гроб из гладко оструганных посеревших сосновых досок. В длину метра полтора и почти столько же в ширину. Посередине крышки выпилена маленькая дырочка. Где расположен головной конец, где ноги, было не понять, и к тому же какой-то он маленький был для гроба.

Микельсен присел на корточки:

– Сколочен из ядровой сосны. Она не гниет. Ему может быть очень много лет.