Сестры

Итак, в компании Энди и Дика Каветта мы наведывались к Эпстайну, хотя он больше предпочитал приходить на ужин в 969-ю квартиру. Я призналась, что не только читала Т. С. Элиота, но и любила его — видимо, это было влияние мисс Портер, как мне кажется. Вы не встретите здесь фотографии, на которой я в Теплой Атмосфере После Успешно Выполненной Работы склонилась бы на плечо Брайана Холма в издательстве «Викинг», но, черт побери, я любила Элиота и люблю до сих пор. Просто я не выставляю этого напоказ. Я любила и люблю Чехова. А также Вордсворта и Байрона. Да, все эти поэты упоминаются в дурацкой биографии Джеки среди ее излюбленных авторов. Но только их имена она увидела на моем ночном столике. Сама она предпочитала Эдну Сен-Винсент Миллей, поэтессу, однако подобные вещи в биографии могут привести в уныние любого редактора. Это не мешало ей цитировать Байрона и получить премию Мэри МакКинней в области литературы. Но кто сейчас на Восточном побережье помнит о Мэри МакКинней?

Джеки украла у меня желтый свитер и все последующие годы стремилась вернуть мне его, потому что в конечном счете потеряла к нему интерес. Именно так я смотрю на вещи. Именно так я закончила бы эту чертову историю. Мне кажется, что Элиота она у меня тоже украла.

Так и напишите. Правдиво и безжалостно — ведь это кредо вашей профессии, не так ли?

И пока я не отвлеклась, хочу сказать вам еще кое-что: на фотографиях Джеки такая же, как и в жизни. Всегда. Такая же, как на экране телевизора. Она никогда не разочаровывала. В любой ситуации она была похожа на Джеки, королеву Америки. Нимфу Центрального парка. Понимаете, она не позировала. Можно было делать какой угодно снимок и быть уверенным, что он получится.

Я умолчала о той фотографии, которая нравится мне больше всего, потому что не желаю видеть ее в журнале, ну да ладно, все равно я слишком далеко зашла. Это та, где непонятно, смотрит ли она в зеркало или на фотографа. Из-за ее дроздовых глаз.

Джеки держит зеркало в правой руке, а левой поправляет волосы. На заднем плане не очень четко виднеется слуга. Это индус. Она приподняла руку, словно отдавая честь — военное приветствие, приветствие королевы Америки. Что действительно есть от Джеки в этой фотографии, так это выражение лица. Смирно, Джеки. Солдат Джеки. Джеки, готовая на все.

Она выглядела забавно в роли маленького солдатика. Это сражало мужчин наповал. Когда Дженет была недовольна, Джеки смотрела на нее точь-в-точь, как на фотографии. Дженет это наповал не сражало. Более того, она ей никогда не уступала. Дженет пыталась подчинить ее, но у нее ничего не получалось.

Она не имела влияния на Джеки.

Волосы Джеки всегда были уложены лучше моих. Я выгляжу более сдержанной. Слишком спокойной. Кроме тех фотографий, где я в купальнике и с мокрыми волосами.

Мокрые волосы нам очень шли.

Даже здесь, на слоне, я такая, какая и в жизни.

Не Джеки.

Бостонские американцы были поклонниками Мэми Эйзенхауэр и Бесс Трумэн. Они их обожали.

Но половина Америки нас ненавидела, считая продажными. Европейками.

А может, больше, чем половина.

Сегодня я спрашиваю себя: меня не любят из-за нее или из-за меня? Когда у вас есть сестра, вам ни за что не определить, что причитается именно вам. В глазах других, понимаете? Кто вы сама по себе?

Забрав свой желтый свитер, я решила рассказать обо всем Дженет, что было нарушением элементарных правил Восточного Хэмптона — мы никогда ничего не докладывали Дженет. Однако я была растерянна и хотела понять: поступила ли Джеки дурно? Сознательно ли Джеки причинила мне зло?

Это были два совершенно разных вопроса.

Дженет слушала меня рассеянно. Даже нет, не то чтобы рассеянно, она замечталась. Я должна была бы запомнить ее не старой, однако это невозможно; и все же она была не старой, а молодой женщиной, которая тщетно ждала задержавшегося в «Рэкет Клабе» Блэк Джека. Когда я закончила свой короткий рассказ, в котором огромное место занимал желтый свитер, но вся интрига в котором отсутствовала, поскольку я не могла сказать об Уингшоте, — это было так же, как если бы вам предложили отведать праздничный торт без праздника, — Дженет возразила: «Но, моя дорогая, ведь ты же нашла его». Совсем не этого я ждала — я ждала либо полного осуждения, либо полного оправдания, и, черт возьми, всей душой надеясь на оправдание, была готова осыпать себя ужасающими упреками и жестоко страдать от угрызений совести, а еще я ждала возвращения папы.

Он возвращался всегда, даже если это происходило не в тот день и час, который он назначал раньше. Он разрушал все планы, уезжал, бросая вас на обочине дороги, и однако каждое его возращение было праздником; я разучивала пируэты, чтобы показать ему, и стихи, чтобы прочитать.