Сестры

Леона удивил столь ласковый прием. Настораживала снисходительность, с которой Дохлый похлопывал его по плечу. Леон заставил себя настроиться на деловой разговор.

– Садись. Рассказывай. Я уж думал, ты никогда не объявишься.

– Я пришел предложить тебе заработать денег.

– Денег? А что ты называешь деньгами?

Леон постарался не замечать насмешливого тона Дохлого. Он вкратце обрисовал ситуацию. Тот слушал внимательно, прихлебывая кофе из тонкого фарфора чашечки.

– А я тебе зачем?

– За последнюю партию просят миллион. Половина – ее деньги. У меня только двести тысяч. Вложи остальные.

– Триста? Что я получу?

– Еще сто пятьдесят к своим.

– Смутно все как – то. Нужно подумать.

– Согласен.

– Позвони мне завтра, ближе к концу рабочего дня. А лучше, подъезжай.

– Договорились.

На следующий день Леон вышел от Дохлого, неся в кейсе триста тысяч. Расписку оформили на всю сумму сроком на месяц. Вечером он передал деньги Антипкиной.

* * *

Он в который раз набирал и набирал номер ее мобильного. «Абонент временно не доступен», – вещал механический голос. «Сука, вот, сука! Кинула, тварь, и смылась.» Завтра истекал срок отдачи заема Дохлому. Он представил себе выражение снисходительной жалости на лице бывшего друга и поморщился. «Хотел, как лучше, а получилось, как всегда». Леон с досады швырнул телефонную трубку в угол дивана. «Что, у меня на лбу написано „поимей меня“? Почему я, а не другие? На той вечеринке еще, как минимум, двое мужиков было неженатых. Черт ее дернул ко мне подойти. А как я, вообще, с ней познакомился? Любка привела меня в этот дом, она должна знать, где можно найти эту стерву». Леон запер дверь и по длинному коридору двинулся к выходу.

Снаружи дом не изменился со времен его детства. Красный кирпич кое – где по углам слегка скололся, но стены, по – прежнему, выглядели солидно и нерушимо. Ступеньки широкой лестницы были отполированы подошвами тысяч ботинок, туфель и сапог. Перила, сделанные в позапрошлом веке, блестели от въевшейся в них грязи. Но внутри давно все прочно изменилось. Не было больше большой коммунальной квартиры, большинство жителей, не захотевших уезжать с привычного места, прикупили соседние комнаты и провели себе воду и канализацию. Так, на всем этаже, образовалось три отдельных квартиры и только у Леона и старухи Архиповны оставались общие коммунальные удобства. На огромной кухне теперь хозяйничали только две семьи: Леон с матерью и Архиповна с дочерью и внучкой. Дочь у Архиповны почти совсем спилась после ухода мужа, а внучка Вика «пошла по рукам» еще в шестнадцатилетнем возрасте. Каждое утро, возвращаясь с «работы», она подмигивала Леону и приглашала расслабиться по – соседски. На что Леон неизменно отвечал, что непременно, только в следующий раз. Выглядела Вика с каждым годом все потрепанней и все хуже одевалась, поменяв норковые шубки на тулупчик из кролика. Машину, которую ей подарил ее первый любовник, какой – то бандюган средней руки, она продала, чтобы оплатить лечение матери от алкоголизма у заезжего шарлатана – целителя. Мать, как пила, так и продолжала пить, и Вика махнула на нее рукой, предоставив родительнице доживать свой век с бутылками в обнимку. Архиповна была совсем старенькой и во всем слушалась свою непутевую внучку, которая запрещала бабушке отдавать свою пенсию на пропой души дочери. Леон знал, что рано или поздно, Вика пойдет по пути своей матери, такая жизнь, какая была у этой, когда – то очень хорошенькой девочки, достанет кого угодно. В душе он хотел, чтобы на пути Вики встретился нормальный парень, который не будет ей тыкать ее прошлым, а увидит в ней любящую, заботливую жену. Но такой все не находился, а девочка все катилась и катилась вниз.

Леон дошел до первого этажа и нажал кнопку звонка первой от лестницы квартиры. В глубине весела «запела» механическая птичка. Его подруга вышла к нему в халате, небрежно накинутом на полное голое тело, сквозь длинный разрез белели подернутые целлюлитом ноги. «Хоть бы в солярий сходила, что ли, белая, как обезжиренная сметана», – подумал он с неожиданным раздражением, вспомнив стройные «шоколадные» ножки соседки Вики. У той круглый год сохранялся загар, полученный естественным путем, без особых усилий и затрат на городском пляже.

– Ты? Что так рано? – спросила любовница, позевывая, она не любила, когда ее поднимали с постели раньше полудня.

Люба, поговорить нужно срочно.

– Заходи, – она повернулась к нему спиной и пошла в глубь квартиры.

«Переваливается с боку на бок, чисто утка, и тапками шаркает, как старуха», – Вика прочно победила в негласном соревновании со своей, более зрелой, конкуренткой. Правда, она и не догадывалась, что Леон отдал предпочтение ей.

Люба прошла прямиком на кухню.

– Кофе будешь?

– Нет.

– А что будешь? Меня? – она зазывно расстегнула халатик. Леона чуть не стошнило. «Как я мог с ней спать столько лет?»

– Нет, то есть потом. Слушай, откуда ты знаешь Тату Антипкину?

– Это кто же такая?

– Ну, ты даешь! Не помнишь, на Восьмое марта мы ходили к твоим знакомым, в соседний дом?

– Помню. К Аське Михайловой.