Сестры

Лялька от неожиданности качнулась вперед и с ужасом поняла, что летит самым позорным образом носом вниз. Сильные руки не дали ей упасть. Локоть оказался в железных тисках чьих – то пальцев в черной кожаной перчатке.

– Извини, Ляля, не хотел тебя так напугать!

– С трудом верится, – Лялька раздраженно начала выдергивать руку.

– Ну, прости, не подумал.

– Похоже, думать – это не по твоей части.

Сашка осторожно отпустил рукав ее пальто. Он сделал все, что мог. С утра околачивался в вестибюле института, шел за ней, повторяя про себя слова, с которых начнет разговор, обдумывал «отступные» пути, если она его не узнает. И – едва успел подхватить ее, когда она начала падать. И, что теперь делать с заготовленной речью? Что, вообще, нужно говорить дальше? И ждет ли она от него хоть каких – то слов?

– Придется тебе довести меня домой, кавалер, раз уж начал спасать, не дай остаться на улице, – Лялька подхватила его под руку и потянула вперед, – Пойдем, я замерзла совсем.

«Она меня, что, узнала сразу? Или она со всеми так, запросто?»

– Саш, ну долго ты будешь мяться, как девушка, я прошу отвести меня домой, за это обещаю накормить фирменным борщом, устроит?

Он ничего не понимал. Они не виделись два месяца, с той первой и единственной встречи. Он маялся от невозможности придумать подходящий предлог, чтобы встретиться с ней. Бессонными ночами, лежа на жесткой кушетке, сочинял диалоги, вслух разговаривая сам с собой. От его «репетиций» просыпалась мать, ворочалась в своей кровати, переживала вместе с ним, за него, гадала, что же это за такая, которая так задела ее сына? Он ничего не рассказывал, в течение вечера десятки раз подходя к телефону, стоящему на тумбочке в прихожке. Брал и тут же клал трубку. Закрывался в комнате, а по ночам оттуда раздавались эти странные разговоры ни с кем. «Никак наш сын влюбился, отец!» – не поймешь, радовалась или сокрушалась она, в который раз толкая только что заснувшего мужа в бок. Тот спросонья бормотал, что, мол, уже давно пора, хватит девок портить. «А он уж и давно не портит», – со вздохом отвечала жена и пыталась заснуть под скрип старой кушетки сына.

Все оказалось вот так просто. Вчера расстались, сегодня встретились. И никаких двух месяцев «между». А он дурак. Классический, что называется. Сам себя обрек на это «между», добровольно, словно в наказание за все недолгое, мимолетное и несерьезное.

В широкой прихожей, стоя под свисающим с трехметрового потолка абажуром, Лялька разматывала с его шеи длинный вязаный шарф, на каждом «витке» приподнимаясь на цыпочки. Даже на «шпильках», она едва доставала ему до подбородка. Ее ворчливые причитания, что «ей достался какой – то калека, который не может даже раздеться самостоятельно, что ей по жизни придется с ним нянчиться, и муж из него получится никакой, скорее и не муж вовсе, а еще один ребенок, если он вообще рискнет ей сделать ребенка, а то от робости и природной недогадливости, он проглотил язык и …» он прервал длинным поцелуем. Они стояли и целовались, задыхаясь и по – очереди «заглатывая» порцию воздуха, поддерживая друг друга, когда кто – то начинал терять точку опоры, закрывая и открывая глаза, все равно «слепые» от набежавшей, невесть откуда, влаги.

– Ну, и стоило два месяца строить планы, как ко мне подойти? Проще надо быть, Соколов, проще, и тогда к тебе «потянутся», – оторвавшись от его опухших губ, насмешливо проговорила Лялька.

Сашка только глупо улыбался, глядя в ее зеленые, с рыжими крапинками глаза.

Часть 3

Глава 1

2000 г. Оренбург

– Так, так. Не узнаем друзей детства. Нехорошо.

Леон растерянно оглянулся. Перед ним, засунув руки в карманы зеленого пиджака, стоял Пашка Дохлов. Внешне он совсем не изменился, только слегка раздался в плечах. На лице его повисла ухмылка, больше напоминающая оскал волка, поймавшего кролика. Леон под взглядом его холодных бесцветных глаз сразу же почувствовал себя неуютно.

– Паша, рад тебя видеть, – выдавил он из себя.

Уж конечно, ни о какой радости речи не шло. Со дня их последней встречи прошло больше тридцати лет, и Леон успел вычеркнуть из своей жизни и его, и многих других, с кем был вынужден общаться в детстве. О Пашке он ничего не слышал вот уже лет двадцать, с тех пор, как его мать получила отдельную квартиру где-то в одном из «спальных» районов города. И вот сейчас Дохлый собственной персоной стоял в коридоре их старой коммуналки.

– Каким ветром тебя занесло к нам?

– А ты, я вижу, не очень– то рад нашей встрече, Леон?

– Ну, почему? Пойдем ко мне, мать лежит в больнице, я один.

– А отец?

– Он умер еще в девяносто втором году, от инфаркта.