Сестры-близнецы, или Суд чести

Алекса испытывала не столько скорбь, сколько страдала от сознания, что уже ничего нельзя изменить. В ее фантазиях смерть Ганса Гюнтера была всегда концом какой-то истории. Сейчас ей было ясно, что это только начало. Все ужасно запуталось, а самое ужасное то, что она была этому причиной. Хотела ли она этого в самом деле? Верила ли она, что Отто фон Ранке может так хладнокровно убить? Даже сейчас, глядя на его жертву, она не могла этому поверить.

Алекса услышала, как хлопнула входная дверь, затем раздались шаги и голоса. В комнату вошел высокого роста, слегка склоняющийся вперед при ходьбе человек с короткой черной бородкой в наспех накинутой на белый халат черной куртке. Это был доктор Брюк. Алекса часто видела его проезжающим мимо в автомобиле. Несмотря на то что он был евреем, он пользовался в офицерских семьях большим уважением.

— Здесь вы уже ничем не сможете помочь, господин доктор, — встретила его Алекса.

Доктор Брюк подошел к трупу.

— Мне нужен свет.

Алекса попросила Бону, вернувшуюся с доктором, поднять шторы, но девушка все еще в страхе замотала головой. И фрейлейн Буссе со Светланой не двинулись с места. Чтобы подойти к шнуру гардин, нужно было пройти рядом с телом. Алекса, прикусив губу, преодолела себя и подняла шторы сначала на одном, а затем и на другом окне. В комнату хлынул свет июльского утра. Один из лучей упал на лицо Годенхаузена, которое было отмечено уже печатью смерти. То, что в полумраке производило страшное впечатление, выглядело при дневном освещении просто зловещим. Доктор Брюк опустился возле тела на колени, пытаясь обнаружить хотя бы какие-то признаки жизни. Медленно поднявшись, он подошел к Алексе.

— Мне очень жаль, баронесса, но я уже ничего не могу сделать для вашего супруга. Я не хочу менять положение тела. Следственная комиссия должна вот-вот подъехать.

— Его застрелили, правда? — спросила она и тут же пожалела о своем вопросе. Ее могут спросить, откуда она это знала.

— Да, сударыня, застрелили.

— Но почему? И как?

— Это должно показать следствие. — Он посмотрел на нее сочувствующим взглядом и обратился к фрейлейн Буссе: — Принесите госпоже баронессе стакан воды.

— Бона, воды, немедленно! — передала фрейлейн приказ дальше.

Врач дал Алексе одну таблетку.

— Запейте большим количеством воды. Вам это необходимо.

— Зачем?

— Это успокаивающее.

Алекса слабо улыбнулась.

— Спасибо, доктор. Но я абсолютно спокойна.

Он достал другие таблетки.

— Каждые четыре часа принимайте по одной. А эти две перед сном. После обеда я постараюсь заскочить к вам, но, если понадоблюсь раньше, дайте, пожалуйста, знать.

Бона принесла воды, и Алекса послушно приняла таблетку. Она была рада, что успела это сделать, так как тут же услышала шум подъезжающего экипажа.

— Мне кажется, прибыли господа из полка, — сказала она фрейлейн Буссе. — Проводите их в дом. — И обратилась к девушкам: — Идите в свою комнату и оставайтесь дома. Может быть, вы еще понадобитесь.

Фрейлейн провела в дом двух капитанов и одного полковника. Полковника Зайферта, командира ее мужа, Алекса знала лично, так же как и капитана Дразецки. Третий же, представившийся как аудитор [28]Ивес, был ей незнаком. Из этих троих, казалось, только полковник действительно переживал случившееся, оба же капитана лишь формально выразили свое сочувствие. Аудитор посоветовал ей подняться к себе, пока доктор будет устанавливать причину смерти.

— Но оставайтесь, пожалуйста, в доме, баронесса; это касается и остальных обитателей. Наверняка у нас возникнут вопросы.

— Но это, думаю, произойдет не так скоро, баронесса, — попытался успокоить ее полковник, стараясь смягчить резкий тон аудитора. — Мы все, разумеется, понимаем, какое потрясение для вас это несчастье, и я признаюсь, что сам глубоко переживаю.

Только сейчас до Алексы дошло, что она стоит босиком, и что на ней поверх ночной сорочки лишь тонкий пеньюар, и что она не причесана.

— Я прошу вас извинить меня. Мне нужно одеться. Потом я в полном вашем распоряжении. Это просто… Не могу поверить… Вчера вечером только… — Голос ее сорвался, но она взяла себя в руки. — Простите меня.

— Преклоняюсь перед вашей выдержкой, баронесса, — заметил капитан Ивес, и она уловила легкую иронию в его голосе. Или ей это только показалось из-за того, что ее совесть нечиста?

Она поблагодарила вымученной улыбкой. С помощью капитана Дразецки доктор Брюк перенес тело на диван, и Алекса, уходя, успела услышать, как один из офицеров, скорее всего аудитор, громко и удивленно произнес: «Револьвер!» Она бы охотно продолжала стоять и слушать, но на лестнице появилась фрейлейн Буссе.

— На улице собралась уже толпа, — взволнованно сообщила она Алексе. — Но полковник установил охрану, которая никого в дом не пускает. И из дома тоже. Они схватили Ержи, когда он хотел сбежать из дома. Теперь он сидит запертый в сарае. Если это был Ержи, разве это не ужасно?

— Что ужасно?

— Что он убил господина майора.

— Идиотка! Глупая гусыня! — Алекса внезапно потеряла самообладание. — Как вы только можете такое говорить? Вы что, не понимаете, что вы ему можете навредить?