– За ними до сих пор охотятся, – добавила Эльза ещё тише. – Некоторые мужчины из города пошли их искать, в основном гитлерюгенд и старики. – Эльза скривила губы, а Иоганна смутно вспомнила, что сквозь сон слышала хлопанье дверей и крики, но не придала этому значения. Она давно свыклась с мыслью, что если придут за ней, она ничего не сможет сделать. – Это называется «Мюльфиртельская охота на зайца», – помолчав, добавила Эльза и скорчила гримасу. – Всем, кто в ней участвует, велели никого не оставлять в живых.
Желудок Иоганны скрутило, она кивнула и отвела взгляд. Новость не должна была её испугать с учётом всего, что она видела и слышала, но всё же испугала. Такие новости всегда пугали.
Остаток дня ушёл на то, чтобы попытаться сосредоточиться на работе, но мысли метались. Франц не мог быть с этим связан, она понимала, но понимала и то, что такие акты восстания ведут к репрессиям. Суровым репрессиям для всех, не только для причастных.
Она с такой силой закусила губу, чтобы не плакать, что почувствовала вкус крови. Но до конца дня мрачные мысли её не покидали, на сердце было тяжело. Уже стемнело, и с гор дул хмурый ветер, обещавший снег. Где они, эти люди – прячутся в лесах, надеются, борются за жизнь или их всех уже скрутили и расстреляли? Она перешла улицу и почти добралась до дома, как вдруг кто-то налетел на неё с такой силой, что она вскрикнула.
– Они всё знают, – тихо и уверенно сказал он ей в самое ухо. – Не ходи домой. Немедленно уезжай.
Слова дошли не сразу. Иоганна ещё потирала плечо, чувствуя нелепое раздражение, когда налетевший на неё мужчина, незнакомец в униформе, уже шёл прочь.
Сердце словно сжималось в груди. Она думала, что смирилась с возможностью быть обнаруженной, но в тот момент она знала, что это не так. Она сделала несколько вдохов, чтобы успокоиться, обвела глазами улицу и с облегчением увидела, что за ней никто не наблюдает… до поры до времени. И тот человек уже скрылся из вида.
Медленно, чтобы не привлекать внимания, она развернулась и побрела к вокзалу. Она понятия не имела, когда будет следующий поезд в Зальцбург и будет ли он вообще в этот день. Поезда стали редкими и ненадежными. Даже если она сядет в поезд, думала Иоганна, в какой-то момент у неё почти наверняка спросят документы. Если они узнают, что она участвовала в сопротивлении, это будет равносильно смертному приговору. Что делать? Куда пойти?
Иоганна шла и шла, предаваясь этим мыслям, не находившим выхода и неизбежно упиравшимся в тупик. В дом, где она снимала комнату, она вернуться не могла. Сесть на поезд – тоже. Если это уловка, пусть так, но если это не она, рисковать Иоганна не могла. Зальцбург – дом – находился в ста пятнадцати километрах отсюда. Линц – в пятнадцати, но идти до него всё равно было долго, потому что приближалась ночь, а погода была очень холодной. И ни еды, ни пристанища.
Шаги Иоганны становились всё медленнее. Ситуация складывалась немыслимая. Это была не головоломка, где требовалось найти недостающий элемент, и не игра, где существовали определённые правила. Это была её жизнь, и она не понимала, как действовать.
Сзади приближалась машина, и Иоганна отскочила в сторону, услышав рёв. Она прижалась к ближайшему зданию, джип пронёсся мимо. Краем глаза она заметила нескольких эсэсовцев с прижатыми к плечам винтовками.
Глубоко вздохнув, она продолжила путь. Нужно было как-то добраться до Зальцбурга или по крайней мере Линца, чтобы где-то спрятаться. Но до каких пор? И что, если война продлится ещё несколько месяцев?
Домой, решила Иоганна, она не вернётся, потому что не может ввязывать в это родителей. К Ингрид тоже не пойдёт, потому что Ингрид, скорее всего, уже и так могут выслеживать. Но как же быть? Должно же быть какое-то безопасное место?
Неожиданно в памяти всплыл адрес: Эйген, Траунштрассе, 22. Вернер почти год назад просил её туда съездить. Она собиралась, но заботы о родителях и работа на Сопротивление занимали всё её свободное время, все её мысли. А вот сейчас, поняла она, самое время туда отправиться. По крайней мере, попытаться.
Иоганна свернула на грунтовую дорогу, которая тянулась вдоль заснеженного поля. Наступала ночь, и в темноте можно было спрятаться, но она слишком хорошо понимала, что эсэсовцы ищут сбежавших заключённых и, несомненно, будут стрелять во всё, что движется.