Сестры Эдельвейс

– Я понимаю, вы такого не ожидали, но сестра Корри, Бетси, в Равенсбрюке была ко мне так добра, и самое главное, она… она изменила меня. Корри тен Бом создаёт реабилитационный центр для выживших – не только заключённых, но и охранников, и так называемых коллаборационистов. Так много людей пострадало от этой войны. Я хочу им помочь. Я намерена помочь.

– Но это так далеко… – прошептала Хедвиг.

– Центр будет в Блуменсдале. Над его созданием придётся много работать, но ведь не всю жизнь. Бетси приснился дом, где люди растят цветы – я знаю, это звучит глупо, но Корри нашла в точности такой дом, со статуями и огромной лестницей! Разве не чудо? Я написала ей, и она ответила. Всё устроено. – она накрыла ладонь матери своей. – Этот проект – не навсегда, но именно им я хочу заниматься сейчас. Я хочу помочь исцелить… всех. Восстановить то, что разрушено, с помощью любви.

– А как же Вернер? – дрожащим голосом спросила Иоганна. – Если он вернётся…

– Он не вернётся, – тихо ответила Биргит и прижала ладонь к сердцу. – Я чувствую это здесь. Я знаю.

– Не говори так. – Иоганна понимала, что, если Вернер не вернётся, то Франц тем более. И всё же, несмотря ни на что, несмотря на все попытки убедить себя, что он погиб, в глубине души она продолжала надеяться.

Спустя неделю Иоганна проводила Биргит на станцию. Хедвиг осталась дома, присматривать за Манфредом и Мими, и на прощание они с дочерью крепко обнялись.

– Я вернусь, мама, я обещаю.

– Уж постарайся, – ответила Хедвиг и попыталась улыбнуться.

Посадив сестру в поезд, Иоганна долго стояла на платформе, и тоска с новой силой сжимала её сердце. Биргит было чего ждать, на что надеяться, ради чего жить – а ей? Конечно, она была рада и благодарна судьбе, что теперь в их жизни есть маленькая Мими, но её не покидало ощущение, что всё подходит к концу. Здоровье отца продолжало ухудшаться, мать, какой бы сильной женщиной ни была, тоже держалась с трудом, работа на американцев не давала никаких гарантий, и что ждало впереди? Каким становился мир, меняясь, восстанавливаясь, набираясь сил? Какое будущее её ждало, что она могла предложить Мими?

Эти вопросы не давали Иоганне покоя всю долгую дорогу домой. Её шаги становились всё медленнее, пока она брела по Гетрайдегассе, которая снова стала родной, спустя семь лет наконец избавившись от знамён со свастикой. Иоганна взяла выходной, чтобы проводить Биргит, но сейчас ей хотелось с головой уйти в работу, лишь бы её отпустило это новое ощущение тоски и беспокойства. Нужно было не думать об этом, нужно было верить, что из руин получится построить что-то новое – но она не знала, что.

И внезапно она услышала голос, хриплый и уверенный:

– Иоганна…

Она замерла. Надежда, тлевшая в её сердце, как уголёк, внезапно вспыхнула горячо и ярко. Этого не могло быть… она столько раз представляла это в мечтах, и всё же… этого не могло быть…

Она подняла глаза и увидела, что он стоит у магазина, под искорёженной и обшарпанной вывеской с надписью «Часовщик Эдер» и нарисованной жёлто-белой веточкой эдельвейса.

Он был болезненно худым. Его волосы были подстрижены очень коротко и из тёмных стали почти совсем седыми. На нём были потрёпанная крестьянская блуза и штаны, подвязанные куском верёвки, и то и другое было ему слишком велико. Его лицо было таким измождённым, что Иоганна едва не расплакалась, несмотря на переполнявшую её радость.

Франц.

Медленно, как во сне, она приблизилась к нему.

– Я думала… я думала, ты погиб…

– Порой я тоже так думал.

– Но прошло столько времени! Где же ты был? – Сейчас это было неважно, но мысли Иоганны метались, голова кружилась. Она не могла поверить в то, что видит его своими глазами, что он совсем рядом. Что он жив. Он правда жив.

– Меня оставили в лагере, когда его расформировали, – объяснил Франц с озорной улыбкой, которую она так хорошо помнила. – Я болел… сильно болел. Я не мог ходить, с трудом помнил собственное имя, – он покачал головой, его взгляд стал печальным. – Когда меня выписали из больницы, меня перевели в лагерь для беженцев. Я сказал им, что я из Вены, но надёжной связи с ней нет. Там сейчас Красная армия. В конце концов нашли информацию о моей семье…. – он покачал головой. – Все погибли – братья и сёстры, тёти и дядя. Все. В Освенциме.

– Господи, Франц… – Она знала, что больше ничего не может сказать.

Он кивнул, решительно глядя на неё – человек, переживший страшное горе.

– Им потребовались месяцы, чтобы оформить документы и разрешить мне покинуть лагерь, чтобы я мог приехать сюда. И вот я здесь. – Он широко раскинул руки, и Иоганна, нервно смеясь, бросилась в его объятия.

– Не могу поверить… – Она была так ошарашена, что не могла ни плакать, ни смеяться. Руки Франца обвили её, прижали крепче, тонкие, такие чудесные.

– Я уже не тот, – тихо сказал он, предупреждая, и Иоганна чуть отодвинулась, чтобы заглянуть ему в лицо.

– И думать не смей, Франц Вебер! И думать не смей. Я не стану слушать никаких оправданий. Я ждала тебя и ждала, я почти совсем состарилась!