– Не знаю, смогу ли я продолжать этим заниматься. Мне кажется, что я продаю душу.
– Потому что лжёшь
– Я по-прежнему его люблю, ты же знаешь, – тихо сказала Биргит, глубоко затянулась и выдохнула. – Он хороший человек, как бы ты о нём ни думала. Я по-прежнему его люблю.
– Даже при том, что он не знает, чем ты занимаешься? – тихо спросила Иоганна. – Во время своих ночных вылазок?
Биргит бросила на неё призрачный взгляд сквозь пелену сигаретного дыма.
– Лучше об этом не говорить.
– Как ты думаешь, если он узнает, что он сделает, Биргит?
Сестра молча покачала головой.
Иоганна знала, что за последние два с половиной года Вернер участвовал во вторжении в Польшу, битве за Францию, вторжении в Югославию и совсем недавно во вторжении в Советский Союз. Биргит разузнала кое-что о каждой из этих операций – даже если это были просто бездумные жалобы на нехватку оборудования или на то, что, когда они пересекут линию Сталина, Первая горнострелковая дивизия сольётся со Второй. Любая информация могла быть полезной, и Ингрид, казалось, была рада всему, но всегда ждала большего.
Иоганна видела, как беспокоила сестру такая двойная игра, и изо всех сил пыталась с пониманием относиться к её чувствам к Вернеру. Он был нацистом, хотела Биргит в это верить или нет.
– Так ты пойдёшь или нет? – спросила Иоганна. Биргит выпустила струйку дыма, глядя в ночное небо, выглядя намного старше и измученнее своих двадцати пяти лет.
– Я пойду, – сказала она.
Глава двадцать первая
Биргит лежала на животе и напряжённо вглядывалась в темноту, стараясь услышать звук приближавшегося поезда. Осенний воздух был прохладным, вечерняя роса просачивалась сквозь одежду. Ингрид медленно ползла к железнодорожным путям. Они были в миле от Зальцбурга, на опушке леса, и собирались пустить поезд под откос.
Два с половиной года назад Биргит официально примкнула к Сопротивлению. За это время она участвовала в десяти с лишним подобных мероприятиях: коммунисты взорвали несколько железнодорожных путей, совершили налёт на два склада в поисках оружия, а однажды спасли нескольких пациентов из близлежащей психиатрической больницы, утащив их в лес, прежде чем новый режим смог их систематически убить. Каждый раз, задаваясь вопросом о нравственности того, что она делала, она напоминала себе о том, на что были способны нацисты. Ингрид была права. Насилие стало единственным способом бороться. И победить.
Ингрид добралась до рельсов, и Биргит инстинктивно напряглась. Она знала, что подруга гораздо опытнее по части закладывания бомб, но опасность всё равно была – даже без учёта возможности быть обнаруженными. Когда поезд сходил с рельсов, они убегали в лес, и этих бесценных минут должно было хватить, чтобы скрыться от солдат, которые могли собраться с духом и напасть. Пока их хватало.
Навострив уши, Биргит наконец услышала далёкий и слабый гул. Она свистнула быстрой высокой трелью, подавая сигнал, и Ингрид начала пятиться назад. Биргит присела на корточки, в любой момент готовая сорваться и побежать. Ингрид отползала, и понемногу показался поезд – тёмная громада на фоне ночного неба.
Двигаясь слишком медленно, Ингрид могла погибнуть, подорвавшись на бомбе, которую сама же и заложила. Биргит поднялась, её сердце бешено колотилось. Она бросила взгляд направо. Эльза, ещё одна участница сопротивления, стояла в десяти метрах от них. Они решили не вовлекать в ночные мероприятия мужчин, потому что наказание за то, что классифицировалось как военные действия, было очень суровым. Женщины привлекали меньше внимания, но всё же Биргит знала – если их поймают, их, скорее всего, тоже повесят, как и мужчин.
Оставалось несколько секунд, прежде чем поезд наедет на бомбу, а Ингрид всё ещё не отползла на безопасное расстояние. Приглядевшись, Биргит поняла, что подруга зацепилась за что-то ногой и пытается освободиться. Поезд тронулся, и небо тут же наполнилось светом, а воздух – летящими обломками. Биргит увидела, как взрывная волна отбросила Ингрид назад, и тут же отвернулась, чтобы защитить себя.
– Беги, – приказала Эльза, поворачиваясь к лесу.
– Но Ингрид…
– Ей уже не помочь.
Биргит понимала: нельзя рисковать безопасностью всей группы ради одного. Ингрид нужно было оставить умирать. Она должна была предположить, что так будет. И всё же одну мучительную секунду Биргит колебалась. За что они сражаются, если они бросили своего товарища на произвол судьбы, на растерзание и смерть?
Передняя часть поезда разлетелась на куски, задняя сошла с рельсов. Солдаты, вскинув винтовки, уже подходили сзади.
Биргит рванула к Ингрид. Та была вся в крови и без сознания, но дышала. Биргит схватила её за руки, взвалила на плечо с силой, какой сама от себя не ожидала. Уже добравшись до края леса, она услышала выстрел, и что-то просвистело у неё над ухом.