Сестры Горские

— Дальше идут расчеты и рисунки. Не знаю, стоит ли их сейчас разбирать. Рая, если захочет, сможет повторить их для вас на доске. Я не стану их касаться и перейду к последней части, где снова идет текст. Вот он:

«Такой должна быть машина для боронования. Мне кажется, что она сможет принести пользу моей родине, потому что ускорит и облегчит обработку земли, а значит и увеличит урожай. Ведь весной, говорят, неделя год кормит.

Не скрою, что получить автомобиль мне хотелось бы не меньше, чем сделать машину для боронования. Но автомобиль — только для меня и моих близких, а машина — для всех, для всей страны. Поэтому к тридцатилетию моей родины я бы хотела сделать машину для боронования».

— Ну, что вы скажете, ребята? — спросила учительница, закончив чтение.

Класс молчал. Ребятам было трудно сразу оценить то, что они услышали.

Рая переживала тревожные минуты, так как все еще не понимала, к чему клонит учительница.

— По-моему, это совсем не так плохо, — наконец нарушил молчание рыжий Мишка.

— Кто еще? — спросила учительница.

— А чем, собственно, это не сочинение на свободную тему? Разве расчеты и рисунки мешают тому, что хотела сказать Рая Горская. Ее работа точно отвечает теме, а если ее предложение деловое и осуществимое, так тем лучше! — сказал Константин Громов, первый ученик и авиамоделист.

— Разве она плохо рассказала о своей машине? И разве думала о своих мелких интересах? — добавила соседка Раи — Катя Драпкина.

— Вот, вот! — засмеялась учительница. — Этого-то я и ожидала от вас. Значит, вы не будете возражать, если я скажу, что сочинение Раи лучше всех? Я, правда, не инженер, мало разбираюсь в сельскохозяйственных машинах и не знаю, что из этого выйдет, но мне предложение Раи нравится, и за сочинение я ей ставлю «отлично»!

Рая целый день не чувствовала под собой ног от радости. Вечером она бросилась навстречу матери, едва та успела переступить Порог.

— Ну, мамочка, я уже начала выполнять обещание. Я сегодня получила «отлично» за сочинение по русскому языку.

— Очень приятно! Я рада от души. А о чем же ты написала свое сочинение?

— О… о своей машине для боронования. Но это неважно, о чем — я же получила «отлично».

— Опять машина! — разочарованно вздохнула Александра Михайловна.

9. Валя из Ленинграда

Лена была очень огорчена. Произошла неприятность, причиной которой был все тот же своенравный гусь Тюльпан. Он каждое утро являлся в комнату, чтобы проведать своих хозяек и полакомиться чем-нибудь вкусным. На этот раз гусь пришел, когда сестры еще были в постелях. Прохаживаясь по комнате, он увидел на полу накрытую дощечкой стеклянную баночку, в которой жила ручная ящерица Майя.

Тюльпан заинтересовался ящерицей и, наклонив голову, приблизился к банке. Он внимательно рассматривал через стекло Майю, которая, как видно, ему очень понравилась. Потом он вдруг сбросил клювом дощечку с банки, схватил несчастную Майю, подбросил ее вверх и вмиг нагло и безжалостно проглотил на глазах у всех.

Девочки никак не ожидали такой подлости от своего гуся и, растерявшись от неожиданности, не успели ему помешать. За какую-нибудь секунду Майи не стало, а Тюльпан, торжественно переступая с ноги на ногу, направился к постели Лены.

— Убирайся, проклятый гусь! — плакала Лена. — Я бы хотела, чтобы ты только понял, что ты натворил, негодяй! Тогда я б тебя повесила или выдрала бы у тебя все перья. Счастье твое, что ты глупая птица. Пошел вон, душегуб проклятый!

Душегуб не заставил себя долго просить и бросился наутек от своей плачущей хозяйки. Горькие проклятия и ботинок, которым подкрепила свои слова Лена, полетели ему вслед.

Лена была так расстроена, что едва не опоздала в школу. Маленькая Женя плакала. У Шуры и Раи тоже было испорчено настроение.

Когда сестры вернулись из школы, они решили развлечь огорченную Лену.

— Ты помнишь, как шел цилиндр нашему Эдуарду? — спросила Рая.

— Я этого негодяя не желаю больше знать. Возьми его себе и делай с ним, что хочешь! — ответила хмурая Лена.

— Да я не о Тюльпане, а об Эдуарде! По-моему, хорошо бы сшить ему костюм — попонку красную с белой кроличьей опушкой. Это будет очень красиво. Как ты думаешь?

— Я ему этого никогда не прощу. Подумай только — съесть Майю! Это же ужасно!

— Да плюнь ты на этого Тюльпана! Его самого когда-нибудь съедят.

— Пусть! Я буду очень рада! Тогда будет знать, как пожирать ящериц. Так ему и надо, негодяю… Нет, все-таки я его не отдам. Пускай живет, а наказание я ему сама придумаю, — наконец несколько успокоилась Лена и спросила: — Так что ты говоришь об Эдуарде, что ему надо сшить?