Сестры Горские

— Да ведь все это мне совершенно не нужно. Только напрасная потеря времени… — из последних сил старалась отстоять свою машину Рая.

— Потом увидишь, нужно или не нужно, — снова усмехаясь, сказал профессор. — Будет иметь со мной дело, так убедится, — обернулся он к Александру Ивановичу.

— Значит, договорились, — кивнул головой секретарь и пожал Рае руку на прощанье. — А с тобой мы будем дружить, — сказал он ей. — Если тебе что-либо понадобится, обращайся ко мне. Мы с тобой заключаем договор о дружбе и помощи. Хорошо?

— Хорошо, Александр Иванович! — охотно согласилась Рая.

Попрощавшись с Раей, директор, не вмешивавшийся до сих пор в разговор, обратился к профессору:

— Да, это вам не Коперник, профессор! Смотрите, какое отношение к вашему институту. Можно подумать, что она слышала наш предыдущий разговор.

— Пусть бы и слышала, — снова рассердился профессор, почувствовавший насмешку в тоне директора, — она, наверное, сразу бы поняла то, что я сказал, даже не дожидаясь, пока достигнет вашего возраста, — отомстил он директору, снова позволившему себе нападки на его институт.

4. Несостоявшееся объяснение

Валя вернулся домой раньше деда, который с выставки поехал еще куда-то. В ожидании профессора бабушка с внуком решили заняться немного музыкой — сели за рояль и заиграли в четыре руки.

Профессор застал их за исполнением одной из сонат Моцарта. Кранцев приехал в дурном настроении, что было сразу видно по его лицу. Его разозлил директор, который хотел, чтобы профессор работал только у него на заводе, и потому пользовался всяким случаем, чтобы проехаться на счет института. Недоволен был Кранцев и самим собой за не слишком удачный пример с Коперником, к которому прицепился директор. А кроме того, действительно досадно было, что никто из конструкторов большого специального института не додумался ни до одной такой простой вещи, как эта машина. Настроение у Кранцева было испорчено, и теперь его раздражало все.

— Что за похоронная музыка? — набросился он на жену и внука.

Анна Павловна сразу увидела, в каком настроении профессор, и не стала ему противоречить. Она взяла другую, более веселую вещь Моцарта и начала ее играть вместе с Валей. Однако сегодня ничто уже не могло удовлетворить профессора, и сам Моцарт казался ему не лучше воробьиного чириканья.

— А это прямо цирк какой-то. Ну куда это годится? — снова придрался он к музыкантам и упрекнул жену в отсутствии вкуса.

— Ну разве я виновата, что Моцарт писал такую плохую музыку? — заметила на этот раз Анна Павловна.

— Я не о музыке говорю, а об исполнении, — отпарировал несколько озадаченный профессор, чувствуя, что и дома ему сегодня везет не больше, чем на выставке.

Чтобы замять этот разговор, он включил радио. Однако и радио было сегодня против профессора. Репродуктор заговорил как раз о том, о чем Кранцеву меньше всего хотелось вспоминать.

— …Продолжаем передачу областных известий, сказал звонкий голос диктора. — На выставке юных техников, открывшейся сегодня во Дворце пионеров, общее внимание привлекла машина для боронования четырнадцатилетней школьницы Раи Горской. Машина передается для экспертизы и дальнейшей разработки в Институт сельскохозяйственного машиностроения, котор…

Тут громкоговоритель внезапно замоли так как профессор, снова услышав о машине и об институте, со злобой выключил радио. Валя засопел, едва сдерживая смех: «Так ему и надо, этому деду, — пусть не издевается над другими!»

* * *

Валя и жена профессора играли совсем не так плохо, как это казалось сегодня Кранцеву. Их игра прямо очаровала Шуру и Лену Горских, слушавших музыку, сидя у себя на окне.

Домашние дела были окончены. Девочки уложили Женю спать и отдыхали от всех своих забот.

Шура вся погрузилась в слушанье музыки, Лена сидела, держа возле себя заметно подросшего с весны Эдуарда, и даже Рая, несколько приободрившаяся после поездки на выставку, забыла о своих неприятностях.

— Как они хорошо играют! — сказала в восхищении Шура. — Это настоящие музыканты. Вот если бы у нас был рояль или какой-нибудь другой настоящий музыкальный инструмент, я бы тоже играла дома. Ты бы, Рая, сделала мне арфу или флейту, а то поговорила и забыла.

— Сделаю как-нибудь, — отозвалась Рая. — Я не забыла, а просто руки не дошли.

— Слушайте, слушайте! — воскликнула Шура. — Это Бетховен. Я очень люблю его…

— А ты любишь Бетховена, Эдуард? — нежно спросила Лена, наклоняясь к своему поросенку.

— Нет, я отдаю предпочтение Штраусу, — с хрюканьем проговорила Рая, стараясь подделаться под Эдуарда.

— Это о-го-го какой музыкант! Я тоже обожаю его-го-го! И еще как ого-го-го! — радостно загоготала Лена, подражая своему белому гусю Тюльпану.

— Зверинец, тише! — прервала Шура сестер. — Не мешайте слушать.

— Ну вот, Рая, дело с твоей машиной закончилось благополучно, — сказала Шура, когда внизу перестали играть. — Теперь остается только осеннее испытание. Это неприятно, но вовсе не так страшно: ты с этим прекрасно справишься.

— А пока что успокойся и отдыхай, — резюмировала Лена. — Все будет хорошо.