Сестры Ингерд

-- Ерунда это все… – небрежно отмахнулась Сусанна, ворчливо поясняя: -- Простите, госпожа баронесса. Малость она у меня балованная. Дома, когда жили, муж покойный всегда бумагу покупал. Очень уж она любила узоры разные выводить. Детишки-то другие с ней не играли: обижали да дразнили. Вот она и приспособилась сама себя занимать. Даже падре Лукас несколько раз бумагу ей дарил, – вздохнула Сусанна. – А теперь откуда у меня деньги на этакое баловство? Так что уж вы, госпожа, не серчайте на нее.

Я вернулась в комнату, где шустро работала руками проворная горожанка и нехотя, как будто делая непосильную работу, рвала бумагу Эмма. Положила девочке руку на плечо, дождалась, когда она посмотрит мне в глаза, и сказала:

-- У меня много бумаги. Очень много. Когда мы с тобой закончим работу, я позволю тебе забрать немного с собой, – я выхватила из лежащей возле ног стопки около двадцати листов и отложила в сторону, показывая девочке, что их мы трогать не будем.

Она смотрела на меня с таким недоверием и непониманием, что подумалось: «Наверное, не поняла, что я сказала». Однако девочка вскочила, схватила отложенные листы и, тыча пальцем себе в грудь, со слезами на глазах пыталась уточнить, правильно ли она поняла.

Я кивнула, погладила ее по плечу, слегка надавливая, чтобы она села. И снова медленно повторила:

-- Когда закончим работу, я подарю это тебе. Их не нужно будет рвать, и ты унесешь их с собой.

Несколько мгновений она смотрела на меня, потом яростно затрясла головой, подтверждая, что она согласна. И дальше рвала бумагу с такой скоростью и на такие мелкие кусочки, что ни я, ни горожанка за ней не успевали.

Немного помучившись сама и поняв, что не справляюсь, вымешивать массу я позвала Густава. Помощь его была неоценима, но он совершенно искренне возмутился, когда я заставила его дочиста отмыть руки. Недовольно фыркал в процессе отмывания, бурчал о бабских придумках, но бумажную массу месил так, как будто был профессиональным тестомесом.

Я добавила в котел необходимое количество клея, влила подготовленные красители и высыпала целую горсть разрезанных на полусантиметровые кусочки тончайших шелковых волокон.

Это был натуральный шелк, который пришлось раскручивать на тонюсенькие нитки и резать вручную. Я помнила, что в состав бумажных обоев входят волокна шелка, и служат они для того, чтобы полотно не трескалось. Последней добавкой стала миска измельчённой в мелкую крошку слюды. Надо сказать, вид у месива в котле был не слишком приятный…

***

Конечно, мне очень хотелось закончить все к приезду мужа, затем взять его за руку и привести в обалденно преобразившуюся комнату. Хотелось удивленного оханья и искреннего восхищения. Но, разумеется, за дни его поездки довести дело до конца было невозможно.

Первый день я провела в комнате рядом с рабочими, без конца задирая голову и контролируя процесс:

-- Тоньше, Джош, еще тоньше! Должен быть совсем тонюсенький слой… и ровный…

К концу дня я честно заработала приступ остеохондроза: у меня болела шея, и я не могла повернуть голову в сторону.

Сусанна, видя, как я со слезами на глазах пытаюсь разминать больное место, неуклюже задирая руки, только вздохнула и на ночь натерла меня какой-то довольно вонючей мазью. На шею и плечи она нацепила мне старый вытертый шерстяной платок, перекрестив его на груди и завязав узлом на спине. Так что спать я могла только на боку. Зато на следующий день я больше не лезла рабочим под руку, а они к вечеру полностью закончили делать потолок.

Рольф вернулся. И хотя я была очень рада видеть мужа, но прекрасно понимала, что скрыть от него следы собственной деятельность не получится. Когда Сусанна оставила нам еду и вышла из кухни, я заговорила первая:

-- Знаешь, я решила не дожидаться, пока ты все наладишь в хозяйстве. В конце концов, Рольф, у меня есть и свои собственные деньги.

Муж, жмурясь от удовольствия, торопливо ел то самое морше – густую похлебку, готовить которую Сусанна была мастер. При моих словах он даже отложил ложку и с любопытством глянул на меня:

-- Олюшка, я счастлив, что это место стало для тебя домом, но… Ты не боишься, что я еще долгое время не смогу тратить деньги на подарки для тебя?

-- Не боюсь. У меня есть одна интересная идея, и я думаю, что смогу зарабатывать сама.

Рольф, который, закончив говорить, сунул в рот очередную ложку похлебки, подавился и закашлялся: похоже, идея показалась ему слишком вызывающей. Однако, к чести моего мужа, он не сказал мне ни одного грубого слова. Некоторое время Рольф сидел и о чем-то думал, потом согласно кивнул и решил:

-- Да, пожалуй, я понимаю. Например, в деревенских семьях у многих девушек есть своя овца или даже пара. Они кормят животных, ухаживают за ними. А вся шерсть – это их собственный доход. Они могут продать ее или напрясть ниток и что-то связать. До свадьбы это добро собирается в приданое.

-- А потом? – заинтересовалась я.