Д.!
Знаю, что я давно не писала, но я была ужасно занята. Сегодня король принимал большую делегацию виноторговцев и купцов – эта суровая, затяжная зима уничтожила все виноградники, и этим летом вина будет крайне мало, – поэтому у меня образовалось свободное время. Я должна написать тебе прекрасное длинное письмо.
Я рада, что тебе нравится жить у мадам де Ледигьер, хотя уверена, что тебе не хватает мадам де Дрей и других постоялиц монастыря. Матушка настоятельница сказала тебе какую-нибудь грубость на прощание, как она сделала, прощаясь со мной? Наверное, нет – она всегда тебя любила.
Мне очень жаль, что мадам де Ледиг, как ты ее называешь, захворала. Из-за твоего почерка я не поняла, что у нее болит: зуб или пуп. Как бы там ни было, надеюсь, что ей лучше.
Ты была на свадьбе у Гортензии? Я слышала, что Флавакур – несдержанный дурак, позволяющий себе говорить вольности, граничащие с государственной изменой. Не стоит ему волноваться: Гортензия короля не заинтересует, потому что он интересуется только мною! Теперь, когда я вышла замуж, мы с королем стали близки. По-настоящему близки. Спроси у мадам де Дрей, что я имею в виду. Это удивительно и очень волнующе – мужчины такие странные создания. Ты сама поймешь, когда выйдешь замуж. Мне кажется, что он любит меня, и эта мысль наполняет меня необыкновенным восторгом, который я не могу описать. Я тоже его люблю, очень. Бог мой, надеюсь, что шпионы не открывают эти письма.
Сперва супруг мне очень докучал. По-моему, он искренне ожидал, что я буду исполнять супружеские обязанности. Что за прыщавый дурак! Но ему грех жаловаться: он получил разрешение ехать в одном экипаже с самим королем, когда они отправляются на охоту.
Помнишь, я пообещала подробно описать тебе платье, в котором я предстала ко двору? Прости, что так долго не писала. Мы с королем были очень заняты в Шуази, и он уверяет, что восстановил дворец специально для меня! Только представь себе – целый дворец в качестве свадебного подарка! Он… и я… прославимся на всю Европу. Я буду настаивать, чтобы одну из спален декорировали в желтых цветах, твоих любимых, – там ты будешь останавливаться, когда приедешь погостить.
Итак, мое появление при дворе. На мне было серебристое атласное платье, расшитое бледно-лимонным кружевом, а на рукавах кружева было шесть слоев! Кринолин был ужасно широким, но, как заверил меня портной, без него никак, если я хочу произвести должное впечатление. Чтобы пройти в двери маленьких комнат, мне пришлось протискиваться бочком. Очень раздражало. Я настояла на том, чтобы парикмахер – Шаролэ одолжила мне своего – поднял мне волосы повыше. Он отказался, сославшись на то, что может работать только в современных стилях, но я настояла, и он собрал мне волосы на несколько сантиметров выше, украсил прическу лентами из таких же лимонных кружев. Я чувствовала себя высокой и широкой. И длинной – у меня был бесконечно длинный шлейф. Я чувствовала собственный триумф – это удивительное чувство.
Королева не очень-то обрадовалась нашему знакомству, но, разумеется, не грубила мне. Я считаю, что на нее вообще не стоит обращать внимание. Она впервые заговорила со мной, когда меня представляли ко двору, и, наверное, это было в последний раз. Мне плевать. Слава Богу, я не служу у нее, как Луиза! Хм, надеюсь, шпионы не читают это письмо. Впрочем, я пишу лишь о том, что и так всем известно.
Я велела портнихе отпороть от моего платья лимонные кружева и высылаю их тебе; знаю, они тебе понравятся. Я подумываю о том, чтобы сохранить для тебя свое платье, – на свадьбу. Теперь, когда я уже замужняя дама, настало время подумать и о твоем замужестве.
Обещаю.
Наша сестра Луиза, как всегда, в добром здравии и радуется моему замужеству и открывшимся перспективам. Одно время она подумывала о том, чтобы уйти в монастырь в Пуасси, но после, похоже, передумала и предпочитает оставаться при дворе.