Сестры Марч (сборник)

А виновата во всем была, конечно, Джо. Когда кто-то спросил ее о лимонной шляпке, в которой она недавно появлялась на пикнике, эта глупышка, вместо того чтобы назвать первый попавшийся магазин, с радостью принялась разбалтывать домашние тайны.

– Это все она, Эми. Хорошо иметь сестру художницу. Попросишь – и она выкрасит в какой угодно цвет.

– Интересная у вас жизнь! – восклицала мисс Лем, думая о том, что эта Джо очень необычная и занимательная особа.

– Для Эми просто не существует безвыходных положений. Ей захотелось, например, появиться на свадьбе у Салли в голубых туфельках. А где их взять? Так она, не моргнув глазом, взяла свои старенькие белые и выкрасила их в небесно-голубой цвет. Они издали выглядели как будто атласные!

Джо с гордостью расписывала таланты сестры, а Эми это приводило в такое бешенство, что она готова была кинуть ей в лицо кипу визитных карточек со стола.

– Нам очень нравится ваша проза, – заметила старшая мисс Лем, про себя думая о том, как мало эта сумасбродка похожа на даму с литературным именем.

Но Джо, слыша похвалы в свой адрес от людей, мало разбирающихся в литературе, всегда чувствовала себя глубоко уязвленной. В таких случаях она спешила переменить тему разговора. Так она поступила и теперь.

– Мне жаль, что вы тратите время на подобное чтение. Я это пишу, потому что платят. А платят потому, что заурядным людям нравится подобная чепуха… Вы едете зимой в Нью-Йорк?

Мисс Лем, поняв, к какой категории читателей ее причисляют, разумеется, должна была обидеться. Джо с опозданием поняла свою ошибку. И теперь ей ничего не оставалось, как бежать с места преступления. Не дав мисс Лем ответить на свой же вопрос о Нью-Йорке, она погнала Эми к порогу:

– Эми, скорее, мы опаздываем! До свидания, милочка, приходите к нам, наш дом всегда для вас открыт. Вас я не осмеливаюсь пригласить, мистер Лем, но если вы заглянете, то мы вас не скоро отпустим.

Своим тоном она явно передразнивала словоохотливую и сентиментальную Мей Честер, на что все обратили внимание. Эми выскочила из прихожей, испытывая непреодолимое желание то ли расхохотаться, то ли расплакаться.

– Ну что? На этот раз я справилась? – спросила Джо с очень довольным видом.

– Хуже не могло быть! – ответила Эми, бросая на сестру уничтожающий взгляд. – Я не хочу себе славы красильщицы и укротительницы лошадей.

– Ну а почему не позабавить людей? Они же понимают, что у нас нет ни грумов, ни средств, чтобы каждый год менять наряды. А мы находим выход из положения и не унываем.

– Все равно нечего выставлять напоказ нашу бедность. У тебя нет никакого самоуважения. И ты совершенно не понимаешь, в каких случаях надо быть разговорчивой, а когда лучше держать язык за зубами.

Джо шла, опустив голову, и терла нос жестким платком, словно наказывая себя за прегрешения.

– Ну а как мне надо вести себя тут? – спросила она, приближаясь к третьему дому.

– Как хочешь. Я умываю руки, – резко ответила Эми.

– Ну что ж! Это семейство мне как раз по душе. Мальчишки дома, так что мы славно проведем время. А то чинность плохо действует на мою конституцию, – угрюмо отвечала Джо, страдая оттого, что оказалась не на высоте.

Три юных джентльмена и их младшие братья оказали Джо такой радушный прием, что она, предоставив Эми развлекать хозяйку и мистера Тюдора, буквально ожила. Джо с захватывающим интересом слушала студенческие новости, ласкала пойнтеров и пуделей и от всего сердца соглашалась с тем, что «Том Браун молодчина». Потом ее пригласили посмотреть черепах, и по дороге через гостиную она так пылко обняла хозяйку дома, что та долго поправляла прическу и чепец. Впрочем, не имея дочери, миссис Тюдор испытывала материнские чувства к Джо и за ответную дочернюю нежность рада была принести в жертву долгую работу парикмахера-француза.

А Эми, махнув рукой на сестру, предалась удовольствиям, отвечающим ее нраву. Дядя мистера Тюдора был женат на настоящей английской леди, а Эми, несмотря на американское воспитание, преклонялась перед титулами и родословными. Впрочем, и вся наша юная демократия хранит еще любовь к британской короне – так взрослый сын почитает свою властную мать, которая долго удерживала его при себе и отпустила с бранью лишь после того, как он взбунтовался.