Матрону, как нетрудоспособную, оставили на старом месте. Ей было отказано в жилье, причем поселенцам было запрещено брать ее к себе и давать ночлег. Матрона осталась одна под открытым небом. Недалеко от того места, где жили и работали поначалу девушки, была птицефабрика, на которой трудилась одна добрая и благочестивая женщина. Звали ее Мария, по фамилии Царёва. Сестры запомнили ее на всю жизнь и впоследствии часто вспоминали эту женщину добрым словом и молились о ней. Мария не побоялась приютить у себя дома оставленную Матрону. По вечерам девушка приходила к ней, а рано утром уходила. Так продолжалось с Пасхи до Покрова, когда наконец и Матрону отвезли в тот же город, где трудились Агафия с двоюродными сестрами. Создавалось впечатление, что даже власти не в силах разлучить Агафию и Матрону, — так сильно связывала их любовь друг к другу.
По воспоминаниям стариц, на стройке было очень тяжело. Строили они многоэтажные дома, все приходилось делать вручную. Раствор девушки таскали на себе, как потом вспоминали:
— Несешь на девятый этаж этот раствор, а назад еще труднее, ведь в кандалах.
Так, в кандалах, пришлось работать им первое время. Потом стало полегче, стали даже отпускать изредка в храм, который в городе не закрывался все годы советской власти. В храм ходили в той же испачканной цементным раствором одежде, в которой и работали, — другой, сменной, у сестер не было. В те воскресные дни, когда девушкам удавалось попасть в церковь, они пели на клиросе. Регент там был профессиональный и очень образованный, до революции управлявший большим хором в двести человек в одном из московских храмов. Приходилось ему венчать князей и генералов, о чем он с удовольствием любил рассказывать.
Однажды он решил с сестрами разучить нотную и довольно сложную в исполнении Херувимскую. Положив перед ними ноты, регент, задавая тон, несколько раз пытался вместе с девушками приступить к пению. Но каждый раз что-то не удавалось и не складывалось в их исполнении. Регент сердился на сестёр, думая, что те ошибаются. Наконец, посмотрев в ноты, он с изумлением увидел, что девицы поют правильно, а ошибается и поет неверно он. Но самым удивительным для него было то, что нотный лист лежал перед сестрами перевернутым. Нот они, конечно, не знали, зато пели очень хорошо, обладая слухом, музыкальной памятью и красивыми голосами.
В то время храм, в который ходили молиться и петь сестры, претерпевал нужду. Чтобы как-то помочь духовенству, девушки решили делать для церкви свечи. Научившись этому ремеслу, они, выкраивая свободные часы, стали ходить на квартиру одной благочестивой женщины, где изготавливали свечи из воска. Воск им давали местные жители, оставалось только приложить умение и сноровку. Священники были очень довольны и рады такой ощутимой поддержке. В то время в Акмолинском храме их было двое. Одного из них, благочинного округа, звали отец Михаил Дунаев, родом он был с Рязанщины. Второй батюшка был с Украины. Оба эти священника и все прихожане полюбили Матрону и Агафию. Уже пожилой отец Михаил относился к сестрам по-отечески нежно и с большой теплотой. Через несколько лет, вернувшись на родину, они получили из Акмолинска телеграмму, в которой верующие просили девиц переехать в их город с тем, чтобы жить и трудиться при храме.
В Акмолинске сестёр поселили вместе с группой молодых женщин. Эти девчата, не знавшие до сих пор Бога или забывшие о Нем, жили далеко не благочестивой жизнью. Были они простые и добрые, но, не имея нравственной основы в своей жизни, вели себя развязно, курили и выпивали, часто грубо ругались. В первое время они подсмеивались над сестрами и, не считаясь с их религиозными убеждениями, продолжали вести свой образ жизни. Бывало, что, находясь вместе в одном помещении, одни смеются и курят, другие поют то канты и духовные стихи, то псалмы и молитвы. Терпением и любовью сестры приобрели этих девчат — Господь содействовал обращению Своих заблудших овец, повлияли на это и изменившиеся обстоятельства того времени.
Началась война. Она застала наших ссыльных в Акмолинске. На всю страну надвинулась туча тревоги и страха. Не миновала она и Казахстан. С началом войны многое изменилось в жизни заключенных. Изменилось и настроение девчат, живших и трудившихся с сестрами. Стало грустно и страшно, молодые женщины потянулись к подвижницам, стали вместе с ними посещать храм, учиться петь и молиться. Наконец, они так полюбили девиц и привязались к ним, что последовавшая вскоре разлука явилась для них настоящей утратой.
Сестёр вновь перевели. На новом месте, к их глубокому сожалению, уже не было храма, местность была удалена от большого города на значительное расстояние. Здесь они пользовались относительной свободой и самостоятельностью — подходил к концу срок их ссылки. Сестры научились стегать одеяла — нужно было как-то добывать пропитание. Приходилось с трудом доставать дрова, которые девушки пилили ручной пилой.