Сестры Шанель

– Хорошо, что он уезжает в школу-интернат, – сказал Бой, взъерошивая волосы Андрэ. – Вы двое совсем его разбалуете.

Он был прав. Мы бы так и сделали.

Но малыша нужно было перевоспитывать. Он ел руками, вытирал нос рукавом. Мы с Габриэль ужаснулись, когда однажды в соседней чайной, куда мы отвели его поесть мороженого, он громко рыгнул. Он отстал в учебе. И когда пришло время его отъезда в Англию, мы были не сильно опечалены, поскольку осознавали, что поступаем правильно.

Он должен вернуться в Париж на летние каникулы. Тогда мы увидим его снова. Сама мысль о том, что в этом мире все еще есть частичка Джулии-Берты, утешала нас. Она не ушла совсем. Мы видели Андрэ, его чистую душу. Мы видели в нем нашу сестру. Мы видели самих себя.

ПЯТЬДЕСЯТ

Дни становились длиннее и теплее, снова зацвели каштаны, и в один прекрасный день случилось чудо – он вернулся. Лучо. Он вошел в бутик – такой красивый, такой жизнерадостный! Одно его присутствие наполнило меня чувством, что все в этом мире идет своим чередом и все будет хорошо.

Он вернулся в Париж, чтобы заниматься делами компании «Харрингтон и сыновья», экспортирующей говядину, и играть в поло, демонстрируя миру своих криолло. С Морисом он был знаком, поскольку большинство конезаводчиков знали друг друга. Барон представил его Эдриенн.

Лучо остановился в «Ритце», через дорогу от нас.

– Большую часть лета я проведу во Франции, – сообщил он. В Аргентине, на другом конце света, наступила зима. Он посмотрел на меня. – Я следую за солнцем.

Нечто теплое, мерцающее окутало меня. Но, к сожалению, Лучо откланялся, поскольку спешил на деловую встречу.

В тот вечер я отправилась в ресторан на улице Буасси д’Англас с Габриэль, Боем и его друзьями, включая Элджи. Оказалось, что Лучо тоже обедает там, с другой компанией.

Наши взгляды встречались на протяжении всей трапезы, и в конце концов он подошел к нашему столику.

– Антониета, – произнес он так, что я вздрогнула. – Я не помешаю? – Он взглянул на Элджи. Бедный Элджи! Его розовое лицо побледнело и пошло багровыми пятнами.

– Вовсе нет, – ответила я, и Лучо скользнул на банкетку рядом со мной, его рука была совсем близко.

Остаток вечера я беседовала только с ним. Элджи в конце концов отвернулся к своим товарищам, а затем и вовсе исчез. Я расспрашивала Лучо об Аргентине, о том месте, которое он называл пампасами. Я хотела знать, как выглядит край, откуда он родом и который так любит. Он с удовольствием рассказывал, и я представляла золотисто-коричневый пейзаж, бесконечное небо, равнины, простирающиеся за горизонт, плодородную землю, свежую траву, холодные и чистые ручьи, табуны лошадей, живущих свободно, инстинктами, не запертых в конюшнях, в загонах, где их чувства притупляются.

– Ты необыкновенная, – сказал он. – Большинство женщин говорят о своей последней прическе или светском триумфе. Только не ты. Каким-то образом ты заставляешь меня говорить о тех сторонах моей жизни, которыми я обычно не делюсь.

– Ты не против? – смутилась я.

– Мне это нравится!

Он спросил обо мне. Я не могла солгать и поведать ему историю, которую выдумала Габриэль, про старых тетушек в деревне. Только не ему. Я откровенно рассказала о нашей матери, о том, как Альбер бросил нас, об Обазине, о сиротском приюте и монахинях, пансионате в Мулене.

И о Виши.

– Иногда мне кажется, что я не принадлежу ни одному общественному слою. Класс, в среде которого я родилась, меня отталкивает, считает заносчивой, просто потому что я пытаюсь совершенствоваться. А сильные мира сего не хотят меня принять как раз из-за сословия, в котором я родилась. Я – промежуточное звено.

Он на мгновение задумался.

– Я человек, родившийся в пампасах, среди лошадей и бескрайних горизонтов, посланный учиться в Англию, где меня считали южноамериканцем и чужаком. Затем я вернулся обратно в Аргентину, где меня стали считать англичанином и чужаком. На самом деле я не принадлежу ни той, ни другой стране. Видишь ли, Антониета, ты не одна такая. Мы оба где-то посередине.

Существовало еще одно промежуточное звено, которое он не упомянул: брак, скрепленный на бумаге, но не в сердце, своего рода чистилище между раем и адом.

Мы говорили о наших призраках. Мои призраки. Его призраки. Его отец. Его жена. И всегда между нами чувствовалось притяжение, словно невидимая нить связывала нас. В какой-то момент нашего разговора он заправил мне за ухо выбившуюся прядь волос, отчего я потеряла мысль. Когда я рассказала ему о Джулии-Берте, он коротко пожал мне руку.

Ночь закончилась, как обычно, поцелуем в щеку, и я снова ушла в свой мир. Пространство между нами все еще было огромным, а наши чувства заперты на замок.

ПЯТЬДЕСЯТ ОДИН

В следующую субботу я увидела Лучо на игре в поло в Булонском лесу, куда пришла с Габриэль и Эдриенн посмотреть матч и заодно показать шляпки Chanel Modes.