Сестры Шанель

Его не было нигде, и он был везде. Когда я выходила из «Ритца», сидела на скамейке в Тюильри, гуляла вдоль Сены. На террасе «Кафе-де-ля-Пэ» он прятал лицо за свежим номером «Фигаро». Только это было не его лицо. Раз за разом – не его лицо. Я попыталась завернуть воспоминание о нем в коричневую бумагу, перевязать бечевкой и спрятать в глубине шкафа в Парке Монсо вместе со всем остальным. Но я не смогла.

В тихой квартире Эдриенн и Морис проводили вместе каждую минуту, наверстывая упущенное. А я каждый вечер куда-нибудь уходила. Уходила, чтобы забыть Лучо. Уходила, чтобы найти Лучо. Может быть, он в кафе «Амбассадор», или в «Максиме», или в «Ля Ротонд» на Монпарнасе. В каждом ресторане, баре и кафе люди пили шампанское, танцевали, заводили любовников. Рэгтайм, который был так популярен до войны, уступил место музыке под названием джаз.

Солдаты заполонили город. Среди них было очень мало французов, целое поколение погибло в окопах, зато жизнерадостные американцы и канадцы повсюду самозабвенно праздновали окончание войны. Очевидно, им больше нечего было делать. Отправить домой всех сразу не представлялось возможным. Не хватало кораблей, и солдаты уезжали по очереди.

Габриэль тоже вышла из своего заточения. У нее были друзья, которые помогали ей справиться, Мися Серт и еще целая свита, включая иллюстратора Поля Ириба и богатого южноамериканца Эдуардо Мартинеса де Хоза.

Однажды вечером на танцах в отеле «Мажестик» на авеню Клебер Габриэль прошептала мне на ухо:

– Здесь останавливаются состоятельные британские офицеры.

Она не сказала этого прямо, но я понимала, о чем она думает. Лучо погиб на войне. Пора двигаться дальше.

Мне не хотелось верить, что Лучо не вернется. Но мне необходимо было в это поверить. Это был единственный способ продолжать жить.

Теперь благодаря Артуро и нашим вечерам в Биаррице я была искусной танцовщицей, танцевала и танцевала с американскими и британскими солдатами. «Ты все еще можешь кого-то найти, – сказал Лучо много лет назад. – Сделай это для меня». И я это сделала. Я заставляла себя танцевать со всеми, кто приглашал. Смотрела в их лица, надеясь, что внутри меня зажжется свет, но пока там тлели угольки.

Однажды я заметила мужчину, наблюдающего за мной издалека, его пристальный взгляд заставил мое сердце затрепетать, ощущение, которое я почти забыла. Красавец – была моя первая мысль, и следующая: жизнерадостный. Толпа чуть расступилась, и я увидел крылья на его мундире. Летчик. Так вот почему дамы вьются вокруг него. А он продолжал смотреть на меня.

Еще один танец, потом еще один, уанстеп^[77], фокстрот, быстрый фокстрот. Никто больше не вальсировал. Танго тоже вышло из моды. Я украдкой наблюдала за ним, стараясь рассмотреть получше. Светлые волнистые волосы. Высокий. Широкие плечи. Мои глаза встречали его взгляд всякий раз, когда я поворачивалась в его сторону, и я чувствовала, что краснею так, как не краснела годами.

Внезапно он исчез из поля зрения, и мое сердце упало, а ноги словно налились свинцом.

Затем чья-то рука легла на плечо моего партнера, и в наш танец вмешался летчик. Вблизи он был еще красивее, но моложе, чем я ожидала. Отличный танцор с осанкой принца.

Он улыбнулся.

– Как вас зовут, мадемуазель? – произнес он на очень хорошем французском. Его глаза были мягкими, как бархат.

– Антуанетта.

– Антуанетта, – повторил он, не отрывая от меня взгляда, такого спокойного, такого мягкого и уверенного. И снова улыбнулся. – Я собираюсь жениться на вас, Антуанетта.

ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ

Его звали Оскар. Оскар Флеминг. Сильное имя. Славное имя. Слоги легко слетали с моего языка. Он зачем-то извинился за свой танец.

– Годы занятий в загородном клубе, – сказал он.

Я понятия не имела, что это значит, но это казалось важным.

Мы вышли на тихую террасу, где можно было поговорить. Он накинул мне на плечи летную куртку. Я вздрогнула, но не от холода.

В нем была скрытая легкость, уверенность, которая, должно быть, появилась от осознания, что он может погибнуть в любую минуту. Он был таким открытым, таким прямым. И романтичным. Каждый день он посылал в бутик прекрасные букеты. По вечерам он водил меня обедать в самые дорогие рестораны, танцевать в самые красивые отели. Он был летчиком и офицером, поэтому мы всегда сидели за лучшими столиками. Мы задерживались допоздна, часто до рассвета.

– Виндзор, – повторила я, когда он назвал мне город в Канаде, из которого приехал. Это звучало так благородно.

– Как город в Англии, в котором расположен Виндзорский замок^[78].

– А в вашем Виндзоре есть замок? – пошутила я.

– Будет. Какие вам нравятся замки, королева Антуанетта? Со рвом или без?

Канада. Я никогда раньше не думала об этой стране. Оскар сказал, что недалеко от Виндзора есть минеральные источники, куда люди ходят за исцелением. А еще пляж на озере и ипподром. Это напоминало Виши, Биарриц и Довиль в одном флаконе, хотя, когда я сказала это вслух, он рассмеялся.

– Так и будет, как только ты там окажешься.