Сестры Шанель

Летом все шло так хорошо! Даже лучше, чем хорошо. В Довиле и Париже у нас было более ста сотрудников. Имя Габриэль становилось узнаваемым и приобретало репутацию. Журнал Women’s Wear Daiyl, называемый «библией моды», опубликовал блестящую статью о ее туниках с поясом. Истинный coup de grace[72] произошел, когда баронесса Китти де Ротшильд – сливки общества, crème-de-la-crème[73], имеющая чутье на моду, – стала одеваться у Габриэль Шанель. Обычно она покупала свои ансамбли у месье Пуаре, но, по слухам, они поссорились. Разумеется, все захотели носить то же, что и баронесса Ротшильд, и теперь нашими покупателями были не только актрисы и смелые светские дамы, но и представители истинной французской аристократии.

Бедный месье Пуаре! Он при всем желании не смог бы открыть свой салон. Его мобилизовали.

Старые ветры Обазина, они снова настигли нас, сдвигая, перестраивая, сметая привычную жизнь.

В конце августа мобилизовали Мориса. Эдриенн была безутешна. Она все время плакала, отказываясь покидать Парк Монсо, намереваясь ждать там его возвращения.

– Он офицер, – пыталась я ее подбодрить. – В отличном полку. Он не будет на передовой.

– Все равно он будет достаточно близко, – всхлипывала она. – Что я буду делать, если с ним что-нибудь случится?

Я держала ее за руку, но не знала, что сказать.

В Англии Боя мобилизовали в качестве связного для высокопоставленного офицера. Габриэль, как всегда, держалась стойко. Она беспокоилась о его безопасности, но привыкла к его отсутствию. За последний год он уезжал неоднократно.

– Он постоянно с этим Клемансо, – жаловалась она еще зимой.

Сестра рассказала, как бывший французский премьер и Кейпел пытались убедить французское правительство, что немцы захотят экономического и политического господства и обязательно развяжут войну, поэтому необходимо готовиться. И частью этой подготовки стало подписание контрактов на поставку кораблей и угля. Бой был талантливым бизнесменом.

– Неужели Бой действительно верит, что будет война? – спросила я тогда, задолго до объявления мобилизации.

– Он говорит, что лучший способ предотвратить ее – быть во всеоружии. Я не волнуюсь. Наступил совершенно новый век. Мы все стали гораздо более искушенными. Конечно же, война пойдет по пути мышьякового мыла, кровопускания и пышных рукавов. Это все просто разговоры.

Поскольку Бой часто уезжал, это лето в Довиле выдалось не таким безоблачным, как предыдущее. Я знала, что Габриэль старается не жаловаться, но иногда и она не могла сдержаться.

– Моя дорогая Коко, – сказал однажды Кейпел. – Если бы это зависело от меня, я бы взял тебя с собой. Ты заткнешь за пояс большинство наших генералов. Когда ты чего-то хочешь, обязательно добиваешься.

– Не всегда. – Она обиженно надула губки.

Но правда заключалась в том, что их отношения изменились. Словно с течением времени между ними что-то медленно сдвигалось. Когда Бой собирался на фронт, оставшиеся до разлуки дни он был более страстным, более пылким, чем обычно, но вместе с тем задумчивым. И Габриэль смотрела на него не с нежностью, а как-то настороженно.

Должно быть, это война. Война всех вывела из равновесия.

ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ

В начале сентября над Парижем послышался гул. Люди на улицах останавливались и вглядывались в небо в поисках его источника – самолета. Это было удивительно! Волнительно! Какое чудо – хотя бы мельком увидеть одного из отважных летчиков, о которых мы читаем в газетах, бросающих вызов законам природы.

Но реальность оказалось ужасающей. Это был немецкий самолет, сбрасывающий на город бомбы. На улицах Реколле и Винагрие образовались огромные воронки. Была убита пожилая женщина.

Когда несколько дней спустя над улицей Камбон пролетел еще один самолет, мы с Габриэль, заслышав звук мотора, выскочили из дверей, как мотыльки на пламя. Анжель и швеи последовали за нами. Из ближайших магазинов тоже выбегали люди, завороженно наблюдая, как самолет повернул к Эйфелевой башне, сделал круг над Тюильри и исчез из виду. Весь остаток дня мы дрожали от страха, совершенно выбитые из колеи. Надо было найти место, где укрыться. Потом мы услышали, что бомбы сброшены на авеню дю Мэн. На этот раз погибла молодая женщина.

Война должна была бы уже закончиться. Прошел целый месяц! Вместо этого немцы деревню за деревней превращали в руины, приближаясь все ближе и ближе к Парижу. Мы слышали, что они всего в тридцати километрах отсюда. В это невозможно было поверить. Но в тихие ночи нам казалось, что мы слышим грохот орудий. Я была благодарна Лучо за то, что он находился рядом.

Жители стали покидать город, повсюду сновали люди с чемоданами и сундуками. Бой с фронта телеграфировал Габриэль: «Отправляйся в Довиль». Лучо согласился, что это необходимо. Эдриенн хотела остаться в Париже на случай, если что-то случится с Морисом, но мы убедили ее, что это небезопасно.

Лучо все еще занимался подготовкой к отправке лошадей на фронт и должен был остаться в Париже.