Сестры Шанель

В 1917 году не случилось никаких улучшений, хотя в апреле США вступили в войну. Появилась надежда, что скоро все закончится, однако американцы должны были еще добраться сюда. В большинстве своем это были зеленые юнцы. Им требовалась подготовка. Поэтому сначала все стало еще хуже, немцы давили что есть мочи, прежде чем американцы смогли что-то изменить.

Из Биаррица я следила за всем этим в газетах. В России произошла революция. Во Франции на фронте вспыхивали мятежи. В Лондоне и Париже – забастовки. Питание было нормировано, выдавались хлебные и сахарные карточки. Правительство приказало ресторанам ограничить меню двумя блюдами. В Бельгии бушевала битва при Пашендайле, одна из самых кровопролитных. Все были в трауре. В Виши Эдриенн похоронила дедушку с бабушкой, умерших с разницей в несколько месяцев. Мы с Габриэль так и не смогли простить им смерть Джулии-Берты и не поехали на церемонию прощания.

Андрэ приезжал в Биарриц на школьные каникулы, поскольку здесь было безопаснее, чем в Париже. Он жил со мной, и его мальчишеская энергия бодрила меня. Мы ходили на экскурсии к ближайшим развалинам, и он задавал всевозможные вопросы, на которые я не знала ответов. Когда я попросила научить меня английскому, он отнесся к своей миссии очень серьезно, придумывал планы уроков, старался не смеяться над моим неправильным произношением. Ему вот-вот должно было исполниться тринадцать, он так быстро рос.

Сменялись времена года, появлялось все больше новых коллекций. Костюмы из джерси – простые и с вышивкой – все еще были в моде. Накладные карманы. Стройные силуэты. Платья-рубашки с четкими линиями, платья с отложными манжетами, помимо них – блузки с открытым воротом, V-образными вырезами и большими матросскими воротниками. Появились пальто-накидки, отороченные экономичным беличьим или скунсовым мехом – новая версия пелерин payante от Габриэль. Все что угодно, чтобы согреться.

Менялась не только мода. Габриэль по-прежнему приезжала в Биарриц каждые две недели, чтобы поработать над своими модными проектами, и когда она появилась в январе, я ахнула, увидев ее:

– Твои волосы!

Она отрезала их до ушей и была похожа на школьницу.

Она наклонила голову.

– Тебе нравится?

– Но… почему?

– Потому что мне это надоело. Слишком много хлопот. Теперь мне так легко! Словно я могу летать.

Туча, читавшаяся в ее взгляде, не соответствовала беззаботному тону. Такая резкая, существенная перемена. Это было похоже на знак, на утверждение чего-то.

Наконец она призналась:

– Кейпел помолвлен.

ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТЬ

Невестой Боя была англичанка. С Габриэль он встречался восемь лет, а с этой женщиной познакомился всего несколько месяцев назад. Но она была дочерью лорда.

– Ты уверена, что он сделает это? – Мне не хотелось верить. – Наверняка нет!

Ее глаза были влажными, но она не плакала.

– Он планирует. После войны. У него появились политические амбиции. Он уже сколотил состояние на кораблях и угле. Теперь его интересует новая сфера влияния.

Она сказала, что, кроме прочего, он только что закончил книгу под названием «Размышления о победе», в которой предложил теорию о том, как достичь мира во всем мире. А благодаря продолжающейся дружбе с Клемансо его назначают в различные престижные военные комиссии и советы. Он стал активным участником англо-французской дипломатии.

– Ты не можешь быть политиком без жены, – продолжала Габриэль. – Если ты не женат, люди подозревают, что с тобой что-то не так. И, разумеется, нужна жена с родословной, которая не будет компрометировать мужа тем, что является дочерью коробейника и сама продает одежду.

– Но он любит тебя! – возразила я. – Он никогда не сможет никого так сильно любить.

– Любовь тут ни при чем. – Она рассмеялась сухим, горьким смехом. – Даже забавно. Одно из качеств, которое я больше всего любила в Бое, – это его честолюбие.

Габриэль стала Кем-то Лучше, но она все еще была недостаточно хороша.

Она снова превратилась в дерзкую маленькую девочку, злую на весь мир, напряженную от разочарования, все еще неспособную понять, как отец мог предать ее. Теперь это же проделал Бой. Он объявил миру о своей любви к кому-то другому, и неважно, подлинная она или нет.

Даже я чувствовала себя обманутой. Он был мне как брат, а Андрэ – как отец.

Мне было до слез обидно за Габриэль, и вместе с тем во мне зародилось новое чувство – жесткость. Мужчины уходят. Именно так они и поступают. Отцы. Любовники. Мужчины, которым ты доверяешь. Мужчины, которым ты отдаешь все свое сердце. Они говорят тебе, что любят, а потом по той или иной причине уходят. Единственное, что любовь, как и война, гарантирует – это душевную боль.

Я ходила по Биаррицу как в тумане. Порой мое внимание привлекали американские и канадские солдаты. Они группами по двое-трое приезжали в отпуск на побережье и плавали в океане, далеко в больших волнах. Они прыгали с самых высоких скал. В них были открытость, жизнерадостность, наивность, все то, чего мне так не хватало. Они были уверены в себе и бесстрашны.