Сеть

В нескольких метрах от нас за столиком в кресле сидел длинноволосый юнец из тех, в чьей речи нет просвета от «патчей», «линков» и «гифов». Развалившись, вытянув ноги и склонив голову набок, он правой рукой вяло баловался с йо-йо, швыряя вниз и ловя подпрыгивающий на резинке маленький шарик.

– Что?… – остановился писатель.

– Вы сказали про игры. Вон, видите паренька? Который с шариком… – попробовал я атаковать собеседника, издалека надеясь подвести разговор к теме компьютерных игр.

– А-а! Сия безделица – древлероськая забава.

– Йо-йо?!. – поразился я.

– «Ё-ё моё», точнее… – кивнул «деревенщик».

Я так и остался сидеть с открытым ртом, обезоруженный и понимая, что дальнейший спор вести бесполезно и ни к чему. Тем более, что, как-никак, я ведь и сам трудился в сфере расширения Русской Души – неплохо бы, если бы и до размеров «всечеловечности»…

Из гипнотической задумчивости, в которую я погрузился от внушений «деревенщика», меня вывел вновь нарисовавшийся рядом Бац:

– …Ну, как вы тут? Надеюсь, не заскучали?

От входа послышалось пиканье электронного замка, шорох автоматических дверей, оживлённые голоса и звуки шагов, потом ещё, ещё… Видимо, прибывал народ на ту самую «экологическую собирушку», о которой упоминал один из наших собеседников.

– Давайте-ка я вас кофе угощу, – сказал Бац, помахивая рукой и кивая входящим. Он развернулся, и мы с Лиз проследовали за ним к мутно подсвеченной стеклопластиковой стене, затем на ступеньку, затем в тень своеобразной «прихожей» и, наконец, – в его кабинет.

САЙТ 7

Первое, что обращало на себя внимание в кабинете Аркадия, – это особенная, редкая тишина. Будучи человеком компанейским, Бац, тем не менее, иногда нуждался в абсолютной тишине, и не пожалел денег и спецматериалов на её создание.

От большой комнаты, из которой мы только что пришли, интерьер кабинета весьма отличался: вошедший словно попадал в другую эпоху, и Лиз от такой резкой смены обстановки не удержалась:

– О!..

– Да, да, – у меня слабость к дизайну минувших времён… – рассеянным тоном промолвил Бац, выпуская чёрную журчащую струю из серебряного кофейника, перевитого змейками. – Я ведь, было дело, мебелью занимался, в том числе и антикварной – так вот была возможность кое-что и для себя на аукционах приобрести…

– Красиво! – произнесла Лиз, остановившись перед одной из картин в потемневшей раме. – Чувствуется, что здесь… как это… о-би-та-лище настоящего любителя искусства!..

– Кстати, об искусстве. У Лиз, Аркадий, возник вопрос как раз насчёт этого.

– Насчёт чего?

– Насчёт того, какая может быть связь между искусством и нашей институтской работой, – сказал я, вольготно располагаясь на диване.

Бац присел рядом, жестом приглашая Лиз следовать его примеру. Мы вооружились чашечками с горячим кофе, и Бац, отхлебнув, заметил:

– Ну, в свете новейших тенденций связь самая обязательная…

– Да? И в чём же она?

Бац обвёл жестом картины и статуэтки, заполнявшие стены и полки кабинета:

– Что это, по вашему?

– Вы имеете в виду?… – Лиз указала подбородком на картину, которой она восхитилась. – Чудесное полотно!

Бац изобразил сложную мимическую фигуру, дающую понять, что прозвучавшее объяснение удовлетворяет его не вполне.

– И всё? Может, можно что-нибудь добавить? – спросил он.

– Ну, – произведение живописи. Арт-объект, если хотите.

– А если я скажу вам, что это заархивированный файл, содержащий информацию о паттернах хронотопно ориентированного восприятия?

Лиз несколько секунд молчала, а затем рассыпала серебристый смешок:

– Вот так шутка! Расшифруйте…

– С удовольствием, – серьёзно промолвил Бац. – Художник, создавая этот пейзаж, наблюдал его в натуре, и испытывал при этом определенные чувства, ведь так?

– Так…

– А затем он выразил их, зафиксировав в картине. Чувства художника были разнообразны; тут и восхищение красотой природы, и томление, и какие-то эмоции, вызванные ассоциативностью человеческого восприятия – ну, скажем, предгрозовые тучи могут вызвать образы хмурого, насупленного лица, и многие, многие другие оттенки эмоциональных переживаний. Теперь – о том, что такое «чувства». Ну? Это ведь – информация, верно? И получается, что картина хранит в себе, архивирует информацию о разнообразнейших психических состояниях художника.

– Теперь немного понятнее…

– Да; но ведь художник выразил в картине информацию не только о своих личных состояниях, согласны?

– Пожалуй.

– Вот именно, – не только его личные, но и состояния многих других людей. Потому как не существует людей, уникальных абсолютно, непохожих ни на кого; если один человек испытывает какие-либо чувства по какому-либо поводу, значит, непременно найдутся люди, чувствующие с ним в лад, если не точно так же, то очень похоже реагирующие на те же раздражители, что и упомянутый художник. То есть люди, которые испытывают те же или похожие эмоциональные состояния, что и данный художник от данного пейзажа. И что же получается?

– Что?