Сеть

Зрители придвинулись к рингу; их напряженные лица постепенно приобретали выражение удивления и восхищения. На холсте с невероятной быстротой из линий и пятен возникало изображение площади, на которой столпилось множество людей, образовавших круг. В центре круга стоял тянитолкай – фантастическое существо, похожее на кентавра, но не с одним, а с двумя человеческими торсами; второй торс был там, где хвост у «обычного» кентавра, и обращен он был в сторону, противоположную той, в которую обращен был другой торс. Чудище играло на дудочке, причем второй из этих «сиамских» кентавров, обернувшись, протягивал руки, пытаясь отобрать дудочку у играющего. Присмотревшись, Юлия увидела, что вокруг тянитолкая толпятся не люди, а крысы, одетые в костюмы и платья и стоящие на задних лапах.

Казимир открыл глаза и прикоснулся к треугольной клавише. Художник опустил голову и дрожащую руку с кистью. Гуденье аппарата постепенно стихало. Помощник вынул из уха художника прибор и усадил его на место вставшего Казимира. Теперь художник сидел в кресле, насупившись, как пьяный, и тяжелым взглядом смотрел на публику.

– Господа! Перед вами – плод моей фантазии, переданный посредством этого аппарата в сознание художника и мастерски выполненный им на холсте! – победно резюмировал Казимир.

– Восхитительно!.. – раздался неуверенный женский голос.

В толпе прошел ропот.

– Но это совсем не его манера, – произнес кто-то рядом с Юлией, имея в виду Казимирова подопытного.

– Что вы хотите сказать? – обернулся Донатас.

– Я хочу сказать, что он ничего подобного раньше не писал, – ответили ему.

– Это что, гипноз? – выкрикнули сзади.

– Произведение оригинальное, и выполнено, действительно, мастерски, но почему мы должны верить, что эта ваша идея, ваш образ? – спросил кто-то.

– Ну, во-первых, как здесь только что было сказано, художник, помогавший мне, пишет совершенно в иной манере.

– Это уж точно! – мрачно прошипел тот, о ком говорили.

– Представьте, что Ван Гог вдруг в корне изменил бы свой «фирменный» стиль, стал бы писать точь-в-точь как, допустим, Левитан. Как такое возможно? «Стиль – это человек», так, кажется? – усмехнулся Казимир. – А во-вторых, истинность объявленного факта может на себе проверить любой желающий. Собственно, даже необязательно видеть картину именно на холсте: посредством аппарата мы можем соединить наши сознания, и сознание заменит холст.

– Потрясающе! Браво! – крикнул Донатас и захлопал. Многие присутствующие тоже зааплодировали.

– А это не опасно? – с сомненьем произнес господин, стоявший ближе всех к рингу.

– По-моему, это все подстроено! – произнес высокий молодой человек.

– Зачем же мне лгать? И как бы я мог надеяться на длительное сотрудничество с представителями серьезного бизнеса… (в голосе Казимира послышались чужие, отрепетированные нотки, он машинально заскользил искательным взглядом по публике)…если бы мое ноу-хау было основано на лжи? Ведь я собираюсь совершенствовать найденную технологию…

– Нет, это не подстроено, – вмешался художник на ринге, все еще не могущий отойти после эксперимента.

Все обратили внимание на него.

– Скажите, что вы чувствовали во время…м-м… сеанса? – спросила его одна из дам.

– Это ненужное, нелепое изобретение, – не отвечая на вопрос, произнёс художник, встав с кресла.

Оживленное переговариванье в зале утихло.

– И это, – художник со злостью ткнул пальцем в мольберт так, что он покачнулся, – это – не искусство!

– В своем репертуаре, – недовольно проговорил Донатас.

– Не заводись, здесь всем известно, что ты не сторонник сюрреализма! – выкрикнули сзади.

– Не могу поверить, что эта мазня – дело моих рук, – с отвращением сказал художник.

– Бросьте, картина великолепна! – раздалось сразу несколько голосов.

– Вы спрашиваете, что я чувствовал во время сеанса? – обратился художник к спрашивавшей его женщине. – Я чувствовал себя так, как, прошу прощения за сравнение, чувствовали бы вы себя, если бы вами попытались насильно овладеть. Только в вашем случае речь о бренном теле, а в моем – о душе, – заявил художник, сошел с ринга в толпу и, рассерженно жестикулируя, стал проталкиваться вон из зала.

В зале зашумели. Донатас выскочил на ринг и громко сказал:

– Господа, господа! Мы присутствовали при демонстрации действительно уникального изобретения, и я думаю, многие из вас уже задумались о перспективе его использования. Ведь это переворот в искусстве, и не только!

В зале еще больше зашумели.

На ринг поднялся ведущий и произнес, видимо, какие-то заключающие слова, но Юлия их толком не расслышала; кажется, это были стихи. Часть публики отправилась в бар.

Донатас с Казимиром подошли к господину, которого Донатас назвал биржевым тузом. Затем Казимир приблизился к Юлии.

– Дорогая, мечты осуществляются! – улыбаясь и протягивая к ней руки, произнес он.