Сеть

– Блуждание обязательно, учитывая специфичность того, что я вам хочу показать. Да, собственно, мы уже в психопространстве. Что, удивлены? Вы вот, сыронизировав насчёт «лабиринта», не целясь, попали в точку: лабиринт – непременная часть данного мыслеобразного конгломерата. И весьма характерно, что вы не заметили перехода, это лишний раз иллюстрирует то, насколько мы все по уши в привычных, стереотипных представлениях и банальных словоборотах, насколько они неотделимы от нас и насколько мы привыкли к ним, так, что в обыденности и не замечаем, когда отделяемся от наших личных форм восприятия и выражения и погружаемся в публичное психопространство. «Лабиринты сознания» – сколько раз вы, как и многие другие люди, встречали данное выражение? Ну, вспомните – книги, фильмы, разговоры… Или вот ещё, скажем, – «тайники подсознания». Мы как раз на подступах к ним… Осторожно, здесь ступеньки!.. – воскликнул доктор, но было поздно – я уже споткнулся, чертыхнувшись и больно подвернув ногу.

– …Ну а маленькие неудобства вроде темноты вполне терпимы. Не ушиблись?

– Да ничего…

– Это ещё удача, что я нашёл такой простой и безопасный путь, чтоб подобраться к нашей цели! – доктор хохотнул, голос его прозвучал гулко в сыром пространстве коридора.

– Значит, есть другие пути, опасные? Что там?

– Ничего весёлого, можете мне поверить. Психодизайн варьируется, но, я думаю, быть разодранным в клочья Цербером, или раздавленным гидравлическим прессом, или вспыхнуть, как литр бензина в костре, – всё это одинаково малоприятно, согласитесь?

– С этим трудно не согласиться, – поёжившись и начиная слегка волноваться, подтвердил я. – Но отчего ж всё так сурово?

– А что вы хотели, друг мой? Учитывая, до какой степени людям дороги их привычные представления и до какой степени они за них цепляются, неудивительно, какие охранительные механизмы в процессе эволюции были выработаны в совокупном психопространстве. Или в Психонете, как вы именуете сей феномен в вашем Институте… – доктор остановился, причём так резко, что я налетел на него, слегка толкнув в спину.

– Вот мы и пришли, – произнёс он.

Я немного посторонился, и осторожно вытянул правую руку вперёд. Пальцы мои коснулись шероховатой и неровной поверхности – кажется, бетонная стена. Похоже, мы находились в узком тупике. Едва я открыл рот, чтоб задать вопрос доктору, как стена, словно ветхая мешковина, неровно разорвалась в нескольких местах, и на нас хлынул свет.

Прищурясь, я заслонил глаза ладонью. Впрочем, свет показался слишком ярким только оттого, что наши глаза успели привыкнуть к темноте. Проморгавшись, я обнаружил, что мы, действительно, стоим в тупике, перед стеной, неровной и серой, как кус халвы. Из стены, на высоте примерно двух с половиной метров, одиноко рос патрон с электрической лампочкой. Она освещала вмурованный в стене металлический квадрат – тускло поблёскивающий, с торчащим на короткой ножке миниатюрным подобием корабельного штурвала.

– Похоже на сейф, – заметил я.

Кэлинеску улыбнулся, протянул руки и, взявшись за «штурвал», повернул его влево.

Тут же, чуть повыше над штурвалом выпрыгнула голографическая объёмная надпись, висящая в воздухе, но выглядящая выдавленной на металле:

БАНК СТЕРЕОТИПОВ, АРХЕТИПОВ И УСТОЯВШИХСЯ ОБРАЗОВ (ПАТТЕРНОВ)

– Добро пожаловать в кладовую человеческих представлений и заблуждений! – торжественно провозгласил Кэлинеску, и с усилием потянул на себя дверцу. Она подалась с тяжелозвучным лязгом, явив взору чёрный квадрат проёма. Перекинув ногу через его край, мой поводырь перелез в проём, а я последовал за ним.

Перед нами вытянулся длинный пустой коридор, освещаемый сверху голыми, без плафонов, редко расположенными лампочками. Далеко, в темноте терялся конец коридора, и он выглядел бы совсем скучным, если бы однообразие серых бетонных стен не разбавлялось одинаковыми коричнево-бурыми прямоугольниками дверей, идущих через промежутки метров в шесть, причём только по одной, правой стороне.

От царящей вокруг тяжелой, подземной прохлады мои лопатки ознобно передёрнуло.

– Впечатление, будто мы в подвале, – сказал я, проверяя свой голос.

Как только я это произнёс, сильно запахло сырым картофелем – действительно, словно в подвале или погребе.

Кэлинеску внимательно взглянул мне в лицо:

– Вы здесь поосторожнее с воображением. Иначе можете вовлечься в чужую мыслемассу, а это всё равно, что попасть в топкую болотную трясину – если рядом некому помочь, не выберетесь… Мы здесь пока в качестве наблюдателей, поэтому постарайтесь расслабиться и просто смотреть, не давая волю эмоциям, – с этими словами Кэлинеску, взяв за локоть, подвёл меня к ближайшей двери.

Дверь, каких много в любом подъезде любой городской многоэтажки, она отличалась от обычных лишь тем, что на месте ручки на коренастом черенке торчал знакомый уже сейфовый «штурвал», только поменьше.

Доктор резко повернул «штурвал».