Во вторник, как и в предыдущие три дня, второй двор дворца был заполнен тысячами вельмож, чиновников и слуг, стоящих в полной и абсолютной тишине, в которой слышно было даже, как летит муха. Слева от ворот, под квадратной башней в павильоне с тонкими колоннами и большими решетчатыми окнами заседал Диван — Государственный совет империи. Внутри небольшой залы, украшенной изразцами с изречениями из Корана, на покрытом коврами диване сидели члены совета — великий визирь, главный казначей, глава ведомства законников и внешних связей, два военных судьи из числа улемов[35]
правосудия и просвещения. На заседании ещё присутствовали янычарский ага — глава корпуса янычар, и капудан-паша — командующий флотом империи. В стене над центром дивана, где находилось место великого визиря, имелось маленькое зарешеченное оконце, затемнённое изнутри, за которым незримо на заседании присутствовал и сам султан, да благословит и защитит Аллах Господина двух миров!Семь немолодых седобородых мужей в дорогих халатах и разноцветных тюрбанах в полной тишине слушали сообщение Великого визиря. Великий визирь Синан-паша, энергичный старый албанец, большую часть жизни проведший в военных походах в Персии и на Балканах, закончив свой страшный рассказ, обвёл острым взглядом членов Дивана и произнёс:
— Итак, я хочу знать ваше мнение. Что мы должны делать? Как накажем мы совершивших это злодеяние?
Члены Дивана, оцепенев, молчали, пытаясь осознать услышанное.
— Ну же? — подтолкнул Синан.
Наконец, первым взял слово один из улемов, худой старик с длинной седой бородой, достающей ему почти до живота.
— Мы потрясены, — тихим голосом проговорил он. — Это не просто кровавое и жестокое убийство невинных. Это не только гнусное оскорбление его величеству, нашему господину — покровителю всех паломников, совершающих хадж к святым местам. Это вызов всему исламу!
— Я полностью согласен, — присоединился второй улема. — Гяуры[36]
запятнали кровью зелёное знамя Пророка, и смыть такую обиду, такое оскорбление можно только кровью. Те, кто сделал это, безусловно, заслуживают самой жестокой смерти.— Или войны! — вставил ага янычар.
Казначей Ферхад быстро взглянул на него:
— Вы хотите сказать, что уже известно, кто совершил это преступление? Кто осмелился?
Командующий флотом империи, капудан-паша Чигала-заде Юсуф доложил основные результаты расследования:
— Факты указывают на венецианцев. Мы допросили свидетелей резни — гребцов-невольников. Все они — их более 70 человек — христиане. И хотя им верить нельзя, в данном случае подвергать сомнению их показания нет причин. Они указывают, что нападавшие были из большой галеры и галиота. Все или, по крайней мере, большая часть из них, были переодеты в форму турецких солдат. Но при этом многие из нападавших выкрикивали слова по-итальянски — два десятка свидетелей подтверждают это. Кроме того, в сопровождавшем галеру галиоте были христиане. Это совершенно точно. Свидетели определили это по причёскам, одежде, вооружению. Наконец, флаги. После атаки, при отходе, на обоих судах были спущены османские вымпелы, которые позволили им беспрепятственно подойти к галере паломников, и были подняты венецианские.
Казначей покачал головой.
— Это могут быть христианские корсары, которые напали на паломников.
— Такие случаи бывали и раньше.
Капудан-паша невольно повысил голос:
— Нападавшие галеры быстро исчезли. Ближайшее укрытие для христианских собак — венецианская Кандия. Мы полагаем, что они укрылись там. Если бы это были корсары, они бы подумали о добыче. Они не взяли пленников, часть которых могла бы собрать выкуп, другую часть можно было бы продать. Они не взяли никаких ценностей из вещей паломников и команды, даже не искали их. Это идёт вразрез со всеми принятыми морскими обычаями!
— Вам неприятно, что преступление совершили венецианцы? — Великий визирь Синан ожёг казначея взглядом.
— Нет. Вовсе нет, — казначей смутился. — Мне, однако, кажется, что мы не должны принимать решение только под влиянием чувства гнева и возмущения. Венецианцы стараются всячески нас уверить в своей дружбе. Зачем им это нападение?
— Что, собственно, это меняет? — возразил ага. — Венецианцы это или нет — всё равно это неверные христианские собаки! И что нам с того, кто совершил это злодеяние — грязный пёс или нечистая свинья? Сути дела это не меняет!
На это высказывание немедленно отреагировал визирь, отвечавший за международные связи.
— Вы хотите, чтобы мы объявили войну всему христианскому миру? — спросил он мрачно. — Наш главный враг сейчас — император Рудольф. Рудольфу нужны союзники. Кого мы обвиним в этом преступлении? Магистра мальтийских рыцарей-пиратов? Мы и так ведём с ним нескончаемую войну. Папу римского? Он и так поддерживает императора. Рыцарей ордена святого Стефана, которых оплачивает Флоренция? Так Великий герцог тосканский уже с императором. Но все они не играют большой роли. Осталось только два серьёзных противника, с которыми мы пока ещё не воюем: Испания и Венеция. Как только мы объявим кому-то из них войну, тот немедленно примкнёт к Рудольфу.