Сеть паладинов

Первый улема огладил бороду.

— Конечно, нам не пристало вести себя как раненый и ослеплённый яростью тигр. Мы должны действовать жёстко, но хладнокровно.

— И потом, — добавил казначей, — хотелось бы знать, как случилось, что в наших водах так нагло промышляют христианские пираты? Почему они так плохо охраняются?

Капудан-паша Читала метнул в него злобный взгляд.

— Я давно прошу дать мне особый фирман[37] очистить все море от пиратов!

— Не произойдёт ли в христианских кварталах стихийных погромов, устроенных возмущёнными правоверными? Известие об убитых паломниках уже дошло до стамбульского базара. Не будет ли ответной резни неверных в нашей столице? — поинтересовался второй улема.

— Мы не допустим этого, — сказал Синан и повернулся к are янычар. — Меры будут приняты.

— А что говорят венецианцы? Собираются ли они снять с себя подозрения?

Синан ответил:

— Сегодня я принимаю венецианского посла. Он сам просил о встрече. Я думаю, что именно о нападении на паломников и пойдёт речь. Венецианцы, виновны они или нет, конечно, знают об этом преступлении, хотя и не подают виду.

Про себя Синан подумал: «Не означает ли эта провокация с паломниками, что венецианцы всё-таки тайно объединяют свой флот с испанским? О такой опасности предупреждали многие».

В сущности, все члены Дивана разделяли глубинное убеждение в том, что венецианцы соблюдают свой нейтралитет только на словах, потому что даже по религии они склоняются к кайзеру и Папе римскому.

Война или хорадж[38]? Таков закон. Вот что предстояло заключить каждому из членов Дивана. Но прежде чем сделать окончательный выбор, они решили выслушать донесение Синана после его встречи с венецианским послом.

Во второй половине дня, после третьего намаза, подле Баб-и-Али — «Блистательных врат», пышно украшенных ворот с деревянной выгнутой крышей, парадного входа в резиденцию великого визиря, давшего Османской империи название Блистательная Порта[39], остановилась делегация венецианского посольства. Байло мессер Марко Веньер, в своём лучшем официальном дулимане — плотно пригнанном шёлковом одеянии с широкими, доходящими до локтей рукавами, поверх которого была наброшена длинная пурпурная мантия из сатина, подбитого бархатом, покинул отделанные позолотой носилки и, оставив свиту во дворе, вошёл во дворец. Его туфли из вышитого золотом пурпурного бархата мягко ступали по мраморному полу, когда он проходил через залы мимо стражи янычарской гвардии. На голове у него был небольшой головной убор из Дамаска, украшенный драгоценными камнями. Степенная походка, суровое и спокойное выражение благородного лица скрывали сильнейшее волнение, которое ему удавалось сдерживать только благодаря опыту дипломата и многолетней тренировке венецианского патриция, научившей управлять своими чувствами и мыслями и превращать лицо в непроницаемую маску. Он ничего приятного не ожидал от этой встречи с визирем. Синаи, ставленник армии, скупой и жадный албанец, слыл заклятым врагом христиан и сторонником войны.

Чтобы подчеркнуть неофициальность встречи, Синан принял посла не в Зале приёмов, а в одной из комнат своих личных покоев, полной восточной роскоши, с изразцовыми стенами и расписными стёклами на окнах. Посла сопровождал драгоман — переводчик из посольства, молодой патриций, недавно окончивший университет в Падуе и за собственный счёт набиравшийся опыта в дипломатической работе.

Синан-паша сидел, скрестив ноги, на низкой широкой софе. Рядом с ним устроился капудан-паша Чигала. Подле них в почтительной позе застыл личный драгоман великого визиря.

Веньеру стоило взглянуть мельком на обстановку залы, чтобы оценить ситуацию. Из помещения убрали европейскую мебель! Не было никаких сомнений, что стулья унесены намеренно, со свойственной Синану грубой наглостью. Редко кто из европейцев умел подолгу легко и непринуждённо сидеть в турецкой манере, обходясь без привычного стула, скрестив ноги на ковре или диване. Злобный Синан знал, что для Веньера сидеть по-восточному — мучительная процедура, которую он всегда избегает, и, таким образом, обрекал посланника во время аудиенции на унизительное стояние.

Присутствие рейса[40] Юсуфа Чигалы было ещё одним недобрым знаком. Сципион Чигала, или Чикала — вот его настоящее имя. Ренегат, отрёкшийся от Христа, отуречившийся, принявший ислам, авантюрист! Его семья из Генуи, позже перебравшаяся в Сицилию. Он не устаёт нападать на Венецию и строить военные планы против неё. Став капудан-пашой, он всё время настаивает на атаке против Кандии.

После ритуальных и сдержанных приветствий Синан жестом пригласил Веньера сесть подле него на софу, но тот с учтивым поклоном отказался и встал, словно не заметив оскорбления, в свободной позе и на достаточном расстоянии, чтобы не напрягать слух.

Синан пожал плечами и, не скрывая неприязни, объявил:

— Политика вашей Республики, заверяющей нас в своём дружеском расположении, становится всё более наглой и враждебной по отношению к Великому Господину султану. Терпеть это мы больше не намерены!