Сеть Сирано

— А я и не навлекаю, — сказала я, — я в ней уже давно живу.

Мама посмотрела на меня и отвернулась. Потом, не поворачиваясь, сунула мне кошелек и вышла из магазина. У нее всегда так. Сначала ржет как ненормальная, а потом как ненормальная плачет.

Диму я проспала. Он ушел, так и не узнав всей правды.

На столе стояла тарелка с кучей размороженных блинов. Под ней записка: «Сметана — в холодильнике, кофе — на плите».

Аппетит резко пропал. Я быстро оделась и вышла.

Тетка

Они ехали в одном трамвае. Тетка и Лексеич.

Трамвай был совершенно пустой, но они сидели не рядом, а строго друг за другом, Лексеич впереди, тетка сзади.

Всю дорогу она пела песни. Тихонько так пела, себе под нос. От полноты чувств, от гордости, от счастья: «Знамя душистое, знамя пушистое мы пронесем через миры и века!»

За окном ликовала первомайская демонстрация. Лозунги, транспаранты, полуголые физкультурницы с хула-хупами, дети с бумажными цветами и яблоневыми ветками.

Лексеич оборвал ее на половине фразы. Замолчи, сказал он, побереги губы. А чего их беречь, удивилась тетка, чай не отваляться. Быстро заткнулась, скомандовал он, а то я сам тебя заткну. В каком смысле, не поняла тетка, в каком смысле ты меня заткнешь? В прямом, сказал Лексеич, я что, должен повторять тебе трижды? И не подумаю, заупрямилась тетка, тоже мне генералиссимус! Но Лексеич ее уже не слышал. Да и она уже не слышала его. В этот момент она только чувствовала.

Поцелуй был долгим, настолько долгим, что она даже успела устать. Шея затекла, спина ныла. А еще спинка кресла, разделявшая ее с Лексеичем, доставляла тетке массу неудобств. Их губы были вместе, а все остальное врозь. Незавершенность процесса сильно раздражала. Нет бы, взял бревнышко и понес. Легко так понес, элегантно. На те два кресла, которые рядом. Или на пол, что ли, повалил. Кто же так, через перегородочку-то целуется?

Но все равно, в целом, было приятно.

«Да здравствует та-та-та, та-та-та, а заодно и коммунистическая партия Советского союза!» А наш трамвай вперед бежит, в коммуне остановка.

А куда мы едем, спросила тетка, сразу, как перевела дыхание. К нашему светлому будущему, ответил Лексеич. А у нас есть будущее, удивилась тетка. А у кого его нет, удивился Лексеич. И снова полез целоваться. Какие у тебя колючие усы, поморщилась тетка. Ты что сбрендила? У меня нет никаких усов!

Тетка поморщилась и открыла глаза. Матвея это не остановило, он снова ткнулся своим мокрым носом прямо ей в губы. Нежный утренний поцелуй, он же — приглашение к завтраку. Эгоист хренов, тебе бы только пожрать.

Тетка села на постели и тут же повалилась обратно. Нет никаких сил. Как будто всю ночь вагоны разгружала. Судя по солнцу, сейчас, наверное, часов восемь. Но если я уснула где-то около четырех, то такая усталость вполне объяснима и даже простительна.

Надо разбудить Оленьку, подумала тетка, ей пора в университет. Но она вчера так и не вернулась, вспомнила тетка. А сегодня у нас какой день недели? Пятница. Какая связь? Прямая. Вчера был четверг, день, в который Оленька встречается с Ильей Петровичем. Значит, вчера она опять была с ним, куда еще ей было деваться? С одной стороны — это плохо, но с другой — хорошо, потому что Ольга ночевала явно не на улице. Могла бы хоть матери позвонить, успокоить старушку.

Тем более, что у старушки сегодня тяжелый день. На работу надо идти получать фитилей от начальства. Лексеич просто так не снится. Он приходит к ней по ночам только с определенной целью — предупредить о грядущей опасности. Но сегодняшний сон резко отличался от предыдущих. В тех, в обычных снах он только орал на нее, а в этом еще и полез целоваться. Ой, не к добру, подумала тетка. Что-то сегодня случится.

Проделав все привычные процедуры, как-то: душ, завтрак и приведение себя в относительно божеский вид, тетка загодя вышла из дома, решив пару остановок пройтись пешком.

Обленившийся после майских праздников город неохотно вступал в свои трудовые будни. Впереди была рабочая суббота и короткое, незаметное в своем одиночестве воскресенье. А сразу за ним — понедельник, вторник и так далее до наступления периода поголовных отпусков. А пока — крепитесь, люди, скоро, лето, и давайте верить, что мы до него как-нибудь, да дотянем.

Тетка шла по пустынным улицам, с наслаждением вдыхая прохладный, словно вырвавшийся из морозильника воздух. Обычное майское похолодание нисколько не огорчало ее, а напротив, радовало. Еще одна короткая передышка перед жарким, как обещали синоптики, летом. Основная волна работающих уже схлынула, пробки на дорогах рассосались, старухи со своими вечными авоськами еще не появились, и эта утренняя, неожиданно приятная прогулка настроила тетку на веселый, почти беззаботный лад. Предстоящая встреча с начальством уже не казалась ей столь безнадежной. У нас в закромах всегда найдется, что сказать в свою защиту, подумала она. Не такие уж мы неисправимые лодыри, чтоб потерять честь смолоду.