Сети красивой жизни

   -Что ты, что ты, отец Иоанн… Разве я старец? Славны бубны за горами, а подойдешь – лукошко. Одно утешение – хоть и сзади, да в том же Христовом стаде. А так - не знаю, есть ли на свете кто неразумнее меня. Вот уж прожил в монастыре сорок с лишком лет, а не нажил и сорок реп. Душой и телом слаб, а берусь за дело сильных и здоровых. Да только людское горе – как море. И столько скорбей у людей, столько скорбей…

    Поднял я на него глаза – да так и обмер. Сколько раз прежде видел я отца Амвросия! А вот таким не видел никогда. Передом мной сидел больной, сгорбленный старик в монашеской одежде… И тогда я понял, какую тяжкую ношу наших скорбей, грехов и сомнений взял на себя этот человек. Потому что любил нас.

   …Напоследок он мне вот что еще сказал:

   -Помнишь, как Спаситель заповедал Своим ученикам: «будьте мудры, как змии, и просты, как голуби» (Мф. 10, 16). А знаешь ли, что это означает? Быть простым, как голубь, значит - ни на кого не сердиться и прощать своим обидчикам. Жить не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать, и всем – мое почтение. А змея потому мудрой почитается, что больше всего хранит она свою голову. А когда меняет кожу, проползает между камнями, чтобы старую шкурку с себя содрать, хоть это и больно. Вот и ты, если желаешь жить по Божиим заповедям, терпи все невзгоды и полагайся на Бога. И, как бы тебе трудно ни приходилось, храни веру. Зло, хоть вперед и забегает, да никогда не одолевает. Помни это. А теперь прощай, отец Иоанн. Нескоро мы с тобой свидимся. Бог да благословит тебя.

   Не мог я тогда взять в толк, отчего это он со мной прощается. Да еще почему-то и надолго. Потому что собирался на следующий год снова в Оптину Пустынь приехать. Только человек ходит, да Бог его водит: В конце лета родила моя Маша сына. Говорил я уже вам, что назвали мы его в честь старца - Амвросием. Правда, потом Маша долго болела, так что поправилась лишь к следующей весне. А затем, на Успение Пресвятой Богородицы, рукоположил меня Владыка Александр^**** во священника и послал служить на приход в дальнее село. Лишь в конце зимы того же, 1891 года, узнал я, что 10 октября^***** в Шамординском монастыре отошел ко Господу отец Амвросий.

   Так вот отчего тогда, год назад, он прощался со мной! Только, как вспомню его слова «нескоро мы с тобой свидимся» - так и подумаю, что когда-нибудь, уже не в этой жизни, все-таки увижу его. Хотя не знаю – буду ли этого достоин. Одна надежда: что и я, как он говаривал, «хоть и сзади, да в том же Христовом стаде».

   Умер мой старец Амвросий. Только я все равно решил съездить в Оптину Пустынь. Чтобы побывать на его могиле. И помолиться о нем.

   На этот раз я приехал в Оптину Пустынь в конце лета. Там все было по-прежнему. Знакомый приветливый монах-гостиник, теперь уже седой старик, множество паломников, утопающий в зелени и цветах скит, где еще недавно жил старец Амвросий. И яблони. Только теперь их ветви сгибались под тяжестью спелых яблок: желтых, зеленых, красных. Да, все там было по-прежнему. Не было лишь отца Амвросия. Как спелый плод, созрела его душа для Царства Небесного, отошла ко Господу.

   Я побродил по монастырю. Помолился в соборе. Затем подошел к его северо-восточному углу. Там были похоронены прежние оптинские старцы Лев и Макарий, о которых мне когда-то рассказывал друг Митя, а теперь иеромонах Даниил… Они были учителями старца Амвросия. И теперь он упокоился рядом с ними. На его мраморном надгробии я прочел надпись по-церковнославянски. По-русски она звучит так: «…для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем…» (1 Кор. 9, 22) Когда-то давно Святой Апостол Павел сказал это о себе. Но эти слова можно было бы сказать и об отце Амвросии. Для всех он был всем…

   Тем временем к могиле подошла какая-то старушка. Постояла, помолилась. А потом и говорит:

   -Вот мы и осиротели, батюшка. Умер наш отец родной. Я-то его давно знала, все ходила к нему за благословением. И Сема, сынок мой, тоже. Он на телеграфе здесь, в Козельске, служил, вот и носил ему телеграммы. Много их ему посылали, чай, со всей  России… А потом  Сема чахоткой заболел и умер. Пошла я к отцу Амвросию – мы же все к нему со своим горем ходили. А у самой сердце болит, так болит, что аж рвется на части! Он меня по голове погладил и говорит, ласково так:

   -Оборвалась, Анна, твоя телеграмма.

   -Оборвалась, - говорю, - батюшка…

   И плачу. Только от тех слов его, да от его ласки, у меня с души будто камень свалился. Как при отце родном, жили мы при нем. Всех он любил и обо всех заботился. Теперь уж нет таких старцев. А может, Бог и еще пошлет!

   И показалось мне, что сейчас в лице этой женщины вся Россия-матушка поминает добрым словом отца Амвросия, который любовью своей утолял народное горе.