Сети Культа

На пятый день Мезона Киллиан мужественно держался в седле, хотя дышал он явно не без труда, и приступы сухого кашля теперь одолевали его заметно чаще, чем день тому назад. К вечеру силы покинули его, и до привала он добрался на одном лишь энтузиазме, запала которого — Бенедикт знал — хватит ненадолго. В ту ночь он предложил ученику лечь спать первым и решил не будить его до самого утра. Едва коснувшись настила, Киллиан провалился в глубокий сон и почти не шевелился, и если бы не тяжелое свистящее дыхание, Бенедикт мог бы несколько раз подумать, что его ученик отправился на Суд Богов раньше времени.

По крайней мере, в кошмарах ученик той ночью не метался, и одно это Колер уже счел хорошей новостью, понадеявшись, что после отдыха Харт наберется сил, чтобы добраться до пункта назначения. Наутро Бенедикт с добродушной усмешкой сообщил Киллиану, что позволил ему проспать всю ночь и милосердно не заставил караулить, в ответ на что ожидал услышать пререкания и пояснения в виде «это — первое, это — второе» с подробной аргументацией, почему так не следовало делать. Однако вместо споров и негодования услышал лишь сдержанное «спасибо», после чего всерьез озаботился состоянием ученика.

Киллиан сильно осунулся буквально за день, под глазами пролегли темные круги, а недавняя рана пересекала бледную щеку неровно заштопанной болезненной алой полосой.

За весь день он не проронил ни слова, держался в седле твердо, но, похоже, считал минуты до привала. Бенедикт не удивился бы, если б про себя ученик и вправду вел подсчет. Разговорить его Колер не пытался, понимая, что тратить силы на болтовню ученику сейчас не стоит.

То и дело в голове Бенедикта проносились опасения, высказанные Карлом Бриггером. Стоило ли, в самом деле, брать Киллиана в эту поездку? А ведь не окажись он рядом во время сражения со спарэгой, Бенедикт вряд ли справился бы один. Болотная ведьма могла запросто положить конец и малагорской операции, и поимке Мальстена Ормонта, и самому великому палачу Арреды, если бы не любознательный молодой человек, который когда-то изучал литературу по различным видам иных существ…

«Но что же он сам?» — не переставал думать Бенедикт. — «Дотянет ли он хотя бы до деревни Ланкарта?»

Ответов не было, оставалось только ждать.

Воистину, Бенедикт Колер давно не помнил за собой привычки уповать на богов, но сейчас был готов искренне взмолиться Тарт, чтобы болезнь не сломила Киллиана окончательно. Однако, похоже, богиня удачи оказалась глуха к просьбам великого палача Арреды, судя по тому, как часто на молчаливого ученика нападал сухой надсадный кашель.

«Проклятье! И ведь даже в какой-нибудь попутной деревне у знахарки его не оставишь, чтобы подлечился!» — скрипел зубами Бенедикт.

— Мы можем сделать привал, — осторожно обратился он к ученику.

— Из-за меня? — отстраненно поинтересовался Киллиан. Бенедикт тяжело вздохнул.

— Глупо отрицать очевидное. Не хорохорься только: если тебе плохо, мы можем передохнуть.

— Пока лучше не надо.

— Харт! — раздраженно окликнул Колер, со злостью сжав поводья. Конь под ним недовольно фыркнул.

— Я серьезно, — тем же отстраненным голосом отозвался молодой человек. Он повернул голову и взглянул на наставника болезненно поблескивающими глазами. — Это не упрямство, Бенедикт, это расчет. Частые и короткие привалы хуже редких и длительных. Если мы будем часто останавливаться, в какой-то момент я не поднимусь.

Колер сжал губы в тонкую линию и понимающе кивнул. Больше за тот день он не пытался указывать ученику, когда останавливаться, решив, что Киллиану действительно виднее, сколько он сможет проехать. Возможно, ему все же хватит сил на небольшую оставшуюся дорогу?

На седьмой день Мезона стало понятно, что добраться до колдуна в сносном состоянии у ученика не выйдет. Всю ночь у него держался сильный жар, который не спал и к утру. Киллиан с трудом поднялся и заставил себя тронуться в путь, взгляд у него был почти стеклянный, хотя он и пытался концентрироваться на дороге. Через три часа он зашелся долгим кашлем и сам попросил о том, чтобы устроить привал.

Бенедикт спешился тут же.

Харт нашел высокое дерево, добрался до него шаткой походной, дыша при этом громко и тяжело. Дыхание с пугающим свистом вырывалось из его груди. Прислонившись к стволу, он буквально съехал по нему на землю и устало уронил руки на колени. По лицу струился пот.

— С ним было так же… — тихо проговорил Киллиан, прикрыв глаза.

— С кем? — Колер внимательно посмотрел на ученика, пытаясь оценить его состояние. Он поднес ему флягу с водой, однако Киллиан не обратил на это внимания и не открыл глаза.

— С моим отцом. Мать рассказывала… те же симптомы. Она называла смерть отца платой за мое исцеление в детстве…. Но, по мне, это имеет отношение только к наследственности, и никоим образом не связано с божественной волей…

Губы Киллиана едва заметно дернулись в подобии усмешки, которая тут же испарилась: все силы ушли на то, чтобы сдержать новый приступ сухого кашля.