История Жиля де Ре взбудоражила его и пробудила к жизни события, о которых он тщетно пытался забыть. Иоганн почти всю ночь пролежал без сна, и на него градом сыпались воспоминания: дети, пропадавшие сначала в Книтлингене, а затем в горах близ Инсбрука, пентаграмма на полу в башне и тот жуткий тип по имени Пуату – тоже француз, как и Жиль де Ре… Они с Тонио разговаривали по-французски, в этом Иоганн не сомневался. Но он по-прежнему не понимал, что в действительности произошло тогда в лесу под Нёрдлингеном.
Незадолго до рассвета Иоганн достал нож и стал рассматривать инициалы на рукояти.
Что, если этот нож действительно когда-то принадлежал Жилю де Ре? Клинок был острый как бритва. Только вот что делал с ним французский рыцарь из долины Луары?..
Иоганн встряхнул головой, и Валентин недоуменно посмотрел на него.
– Что с тобой?
– Ничего. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Что там теперь с нашей латерна магикой? Думаешь, такое зеркало сгодится?
Валентин задумчиво повертел зеркало в руках.
– Надо отдать его стекольщику, чтобы отрезал по размеру. Нужно несколько источников света с разных сторон, чтобы зеркало усиливало луч. До тех пор делать нам нечего.
– Значит, подождем еще несколько дней. Все равно я пока буду занят.
Валентин ухмыльнулся.
– Дай угадаю… Это та девица из монастыря? – Он тяжело вздохнул. – Только не говори потом, что я тебя не предупреждал! Сначала тот конфуз с Цельтисом, а теперь еще это… Уж если тебя не выставили из университета за чванство, то авантюра с монахиней тебе с рук не сойдет.
– Ничего не будет, если ты придержишь свой длинный язык, – резко отозвался Иоганн.
В ту же секунду он пожалел о своих словах. Порой злость просто ослепляла его. А ведь он надеялся, что после встречи с Маргаритой в душе его наконец-то воцарится покой… Валентин был его единственным другом в Гейдельберге.
Иоганн не мог потерять еще и его.
– Прости, – сказал он. – Слишком много свалилось на меня в последнее время. Давай посмотрим на нашу латерну магику. Это меня отвлечет.
– Не бери в голову, – Валентин загадочно улыбнулся и показал в сторону двери. – Пойдем в сарай. У меня есть для тебя кое-что интересное.
За последние дни он действительно неплохо потрудился. Корпус был уже готов, и внутрь вместо обыкновенной свечи была встроена масляная лампа – так друзья надеялись добиться большей яркости. Валентин достал из-под стола небольшую шкатулку, в которой лежали несколько стеклянных пластинок.
– Я раздобыл их у стекольщика в церкви Святого Духа, – сказал он смущенно. – И кое-что уже нарисовал. Пока ничего особенного, но думаю, для наших целей они вполне сгодятся.
Иоганн взял стеклышки и стал по очереди разглядывать против света, льющегося в окно. У него вырвался возглас изумления. На пластинках были нарисованы небольшие сценки с животными. Иоганн разглядел волка, кота, выгнувшего спину, и оленя с ветвистыми рогами.
– Это потрясающе! Кажется, олень вот-вот сорвется с места!
– Я решил начать со зверей, – пояснил Валентин. – Их проще рисовать, чем людей, и легче передать движение. Хотя местами я допустил кое-какие помарки…
– Не надо скромничать, у тебя настоящий талант, – прервал его Иоганн. – Рисунки великолепны! Если у нас все получится, это будет настоящий фурор. Ты только представь, сколько денег мы сможем на этом заработать.
Валентин скрестил руки на груди.
– Я не намерен зарабатывать на этом деньги. Наш эксперимент преследует исключительно научные цели.
– Обсудим это в другой раз. И впрямь было бы жаль…
– Повторяю, эти рисунки не предназначены для публики, – оборвал его Валентин. – Я не собираюсь давать спектакли на ярмарках или в трактирах перед пьяными студентами. И больше повторять не стану, Иоганн Фауст! Я хочу стать ученым, а не жалким артистом.
Последние слова задели Иоганна за живое. Валентин еще ни разу не разговаривал с ним в таком тоне. Должно быть, Иоганн уязвил его гордость. Однако он не подал виду.
– Ладно, – сказал он и попытался улыбнуться. – Я тебя понял. Теперь покажи мне зарисовки, чтобы разобраться, как надо правильно устанавливать стеклышки.
В следующие два дня Иоганн почти не показывался на лекциях. Ожидание превратилось для него в настоящую пытку, и ему не хотелось видеть других студентов. Валентину он сказал, что ему нужно подготовиться к экзаменам по греческому языку. Но строки расплывались перед глазами, и более того, буквы словно разбегались в стороны, как мелкие черные жучки. Что, если Маргарита не сумеет отделаться от других монахинь? Или, что еще хуже, она пожалела о своем решении и теперь не появится вовсе? И вообще любит ли она его по-прежнему?
В то же время Иоганн то и дело вспоминал разговор с Конрадом Цельтисом и историю Жиля де Ре. Когда Арчибальд собственной кровью написал его имя – что он хотел сказать этим?