Сети Вероники

Во-первых, обои он наклеил не встык, а внахлест, и по всей стене тянулись теперь полосы. Во-вторых, сделал это косо, и даже не косо, а просто вкривь и вкось. А в‐третьих, уже сидел на полу у свежеоклеенной стенки и прямо из бутылки посасывал водку, заедая ее краковской колбасой, которую откусывал от кольца.

– Будешь? – ничуть не смутившись, спросил Геннадий, протягивая Алесе бутылку. И пояснил: – От работы кони дохнут.

«Хоть бы сказал, что не волк, в лес не убежит!» – сердито подумала она.

А вслух сказала:

– Встал – ушел. Быстро!

– Во как! – хмыкнул он. – Даже быстро! А ежели не уйду? То чё тогда будет? Ментов позовешь? Жди, щас приедут. – И добавил, издевательски ухмыляясь: – Я, может, у тебя поживу. С ремонтом помогу. Еще и удовольствие тебе сделаю, это без проблем.

Алеся почувствовала, как вся кровь бросается ей в лицо при виде этой ухмыляющейся рожи. Все, что она ненавидела в людях, что всегда старалась обходить за версту, вдруг, в одно мгновенье выплеснулось, как блевотина, изнутри этого случайного человека, в которого она даже не вглядывалась, потому что он значил для нее не больше, чем обои, купленные для безразличной ей квартиры.

– Убирайся! – крикнула она. – Ну!

– Щас кому-то понукаю.

Он поднялся с пола одним пружинистым движением. Вялая расхлябанность, которую Алеся с неудовольствием отметила в первые минуты его появления, сменилась злой подвижностью. Она поняла, что такое волшебное воздействие оказал на него алкоголь – вдохнул силушку богатырскую. Но толку-то от ее понимания. Делать теперь что?

– Ноги переломаю – жалуйся потом.

С этими словами Геннадий обошел ее и встал в дверях комнаты. Алеся похолодела. Он совершенно уверен в своей безнаказанности, и он прав. Полиция не приедет, даже если бы ей и удалось позвонить. Бежать за помощью к соседям, скорее всего, бессмысленно: она никого не знает, никто не знает ее, да если и окажется кто-нибудь дома посреди рабочего дня, то это будет старушка или мама с ребенком. И как побежишь, когда у тебя на пути стоит тип со стекленеющими глазами, и видно, что он с каждой минутой все больше утрачивает связь с действительностью…

Алеся посмотрела на пол, надеясь увидеть ножницы, которыми он резал обои. Они действительно лежали у стены рядом с еще не распечатанным рулоном. Но Геннадий догадался, что она выискивает, пнул ножницы ногой, и, пролетев мимо Алеси, они скрылись под батареей.

– Слышь, не рыпайся вообще, – сказал он. – Я ж ничего такого. Бухло с собой. – Он кивнул на облезлый пакет, с которым пришел. – Посидим, поговорим, я не человек, что ли? Переночую у тебя. Муж на час! – ухмыльнулся он. – Тебе понравится, обещаю. Сама еще попросишь, чтоб насовсем оставался. Ты ж одинокая, почему нет.

Он говорил примирительным тоном, видимо, считая, что предлагает дельные вещи, с которыми невозможно не согласиться.

Алеся хотела выкрикнуть, что ни о чем его просить не собирается, еще что-нибудь возмущенное, злое… И вдруг почувствовала, что злость выходит из нее, как воздух из проколотого шарика, и силы выходят тоже. Не страх ее проколол… Бессмысленность накрыла, как ватное одеяло, старое, душное, вонючее. Бессмысленность ее жизни, бессмысленность сопротивления этой бессмысленности, бессмысленность настоящего и будущего… Она почувствовала, что кулаки у нее разжимаются и руки обвисают, как веревки.

Наверное, выражение ее лица переменилось тоже.

– Ну вот, разумная девка, я ж сразу понял. – Геннадий подошел к ней, хозяйским жестом похлопал по плечу. – Выпьем, отдохнем. Потом обои поклеим, никуда не убегут.

– Уходи, – чуть слышно проговорила она. – Уходи, прошу.

«Прошу», конечно, лишнее. Но какая разница? Все равно по ее подавленному виду понятно: с ней можно делать что угодно.

– Да ладно тебе.

Геннадий взял ее за руку-веревку таким движением, каким берут корову, чтобы увести с выпаса в хлев. Разве что себе на руку ее руку не намотал. Потянул в альков, где стояла кровать. Видимо, решил изменить порядок действий – предлагал ведь сначала выпить. Она попыталась выдернуть руку, но он будто клещами ее сжимал.

Алеся почувствовала, как под ватным одеялом бессмысленности вздымается у нее внутри страх, переходящий в панику. Она уперлась в его плечо свободной рукой, но это не помогло: он дернул ее к себе, вонью пахнуло из его рта… Казался же хлипким, еле шевелился же, когда обои клеил, да ей в голову не могло прийти, что ему интересно что-нибудь, кроме как поскорее закончить работу и получить деньги на выпивку!

Геннадий толкнул Алесю на кровать, придавил ей предплечьем грудь, чтобы она не могла встать. Она закричала.

– Заткнись, пока подушкой не придушил, – пригрозил он. И действительно бросил ей на лицо подушку, пропыхтев: – Чтоб не кусалась.